Королева
Шрифт:
Через неделю после публикации королева с премьер-министром встречались во дворце Холируд в Эдинбурге, и Ши сидел за обедом между ними. Он принес извинения Тэтчер, которая ответила попросту: “Ничего страшного” (20). В тот же день, разговаривая по телефону с Тэтчер, Вудро Уайатт сообщил, что королева должна либо уволить Ши, либо вынудить его уйти в отставку. “Это не в моих силах, – сказала премьер-министр. – Это решать ее величеству. Но мы должны позаботиться о том, чтобы подобное не повторилось” (21). Через несколько месяцев Ши ушел с придворной службы в частный бизнес.
4 августа 1986 года Елизавета II устраивала первый за время своего царствования “рабочий обед”, собрав семерых руководителей стран Содружества в Букингемском дворце после первого раунда встреч мини-саммита на Даунинг-стрит. Министр иностранных дел сэр Джеффри Хоу назвал этот обед “намеренной попыткой королевы <…> напомнить нам всем о необходимости найти общий язык” (22). Ранее в тот же день президент Замбии Кеннет Каунда активно нападал на Тэтчер, несправедливо обвиняя ее в сочувствии апартеиду. Премьер-министр, проявив завидное самообладание, успокоила оппонента, взяв его за руку и произнеся: “А теперь, Кеннет, нам обоим нужно пообедать, чтобы подкрепиться перед новой схваткой” (23). Вечером за обедом королева, посмотрев на Каунду, подмигнула индийскому премьер-министру Радживу Ганди: “Как тут наш буян?” (24)
“Ее величество, вне всякого сомнения, выступала на стороне Содружества, – утверждает Брайан Малруни. – Однако она не могла этого высказать. Нужно уметь расшифровывать намеки и жесты. Она изъяснялась аллюзиями. За обедом она, воспользовавшись своим авторитетом посредника, вывела нас на возвышенное обсуждение прав человека. Я не знаю, переубеждала она или нет, но определенно подталкивала всех в нужном
После ежегодного отпуска в Балморале королева и принц Филипп отправились в середине октября в Китайскую Народную Республику, став первыми из представителей британской монархии, кому довелось посетить материковый Китай. Подготовка к визиту началась за несколько лет. Королева читала обширные материалы по истории и культуре, а также досье о пристрастиях и увлечениях восьмидесятидвухлетнего руководителя страны Дэн Сяопина, в число которых входил бридж и курение без передышки. Маршрут королевской четы проходил от Пекина до Шанхая, через Куньмин и древний город Сиань, где перед ними предстала целая глиняная армия в полный человеческий рост, недавно откопанная археологами.
Елизавета II очаровала Дэн Сяопина, когда за ланчем заметила, что он становится все беспокойнее, и, повернувшись к Джеффри Хоу, произнесла: “По-моему, надо сказать мистеру Дэну, что можно закурить” (26). “Первый раз видел, чтобы кто-то закуривал с такой радостью, – вспоминает Хоу. – Со стороны королевы это был очень человеческий жест, и Дэн Сяопин его оценил”. Когда китайский руководитель сплюнул в стоявшую неподалеку плевательницу, Елизавета II “и бровью не повела” (27), – свидетельствует Майкл Ши.
Поездка проходила гладко, пока Филипп не предостерег встреченную в Сиане группу британских студентов, сказав, что в Китае задерживаться опасно, иначе тоже можно превратиться в “узкоглазых”. Желтая пресса тут же заулюлюкала, что герцог оскорбил весь китайский народ, перечеркивая положительные отзывы о дипломатических успехах королевы.
“Британская пресса взорвалась, – говорит один из советников королевы. – Но мы не могли взять в толк, почему об оскорбительном замечании герцога не было ни слова в китайских СМИ” (28). Сановники решили, что принимающая сторона просто не хочет портить визит, однако высшие чины китайского правительства прокомментировали позже, что не придали этому эпизоду значения, поскольку сами нередко употребляют это слово между собой. Скандальная реплика пополнила коллекцию собираемых прессой ляпов Филиппа, случавшихся, когда он, по мнению его друга сэра Дэвида Аттенборо, пытался разрядить атмосферу (29) во время протокольных мероприятий. “Я не знаю, откуда у него этот дар так попадать впросак с шутками, – говорит бывший личный секретарь королевы. – С одной стороны, ему недостает чуткости, а с другой – пресса, раз вцепившись, уже специально выискивает новые ляпы и не замечает остального” (30).
За маской фанфарона можно было не разглядеть пытливый ум, а за резкостью – удивительные грани характера и немаловажную роль, которую Филипп играл при дворе. В качестве почетного ректора Кембриджского и Эдинбургского университетов он пропагандировал передовые технологии и нововведения. “Я фанат передовых технологий, вот чем мне действительно стоит гордиться, – сказал он однажды. – Я занимаюсь этим профессионально уже сорок лет. Это я качал в колыбельке первый микрочип” (31). Среди тысяч книг в его библиотеке имелись обширные собрания, посвященные религии, дикой природе (с особым упором на орнитологию), сбережению ресурсов, спорту и лошадям, а также поэзии и искусству. В число его мало признанных художественных талантов входила живопись маслом и дизайн ювелирных изделий, воплотившийся в золотом браслете (32) с вензелем Е и P [22] , украшенном бриллиантами, рубинами и сапфирами, который Филипп преподнес Елизавете II на пятую годовщину свадьбы.
К 1984 году он написал девять книг – антологий речей, эссе о религии, философии, науке, сбережении энергии, а также полный свод правил для соревнований на конных упряжках. Кроме того, он выступал в документальном сериале “Природа” (“Nature”), призывая к сохранению дождевых лесов Бразилии, – через несколько десятилетий эстафету подхватит Чарльз. В 1982 году Филипп начал ездить по Сандрингему (33) на электромобиле “Бедфорд Смит” и установил в резиденции солнечные панели (правда, лишь “для сбережения энергии” (34), а не как полноценную замену остальным источникам).
“Бывает, приходишь к королеве с какой-то идеей – не конституционной, этими вопросами ведает ее личный секретарь, – вспоминает один из бывших придворных, – и она спрашивает: “А что думает Филипп?” (35) Она давала понять, что сперва надо обращаться к нему и не заставлять ее тратить время, которое они проводят вдвоем, на обсуждение рутинных дел”.
Разговаривая с советниками жены, “принц Филипп всегда просит изучить вопрос с разных сторон, – рассказывает придворный. – Королева ограничивается простым: “А то-то и то-то вы учли?” С принцем Филиппом все по-другому. Это не значит, что королева не вникает, но у нее и без того хватает забот, а кроме того, она не будет докапываться и доискиваться. У герцога подход скрупулезный, как в штабе обороны, он разложит идею на молекулы, найдет и плюсы, и то, что нуждается в доработке. И вот тогда с ней можно идти к королеве – если Филиппа устраивает, значит, и ее величество, скорее всего, одобрит”.
Еще одно немаловажное для двора событие середины 1980-х – беспрецедентная полномасштабная аудиторская проверка управления и расходов, проведенная Дэвидом Эрли, который 1 декабря 1984 года в возрасте пятидесяти девяти лет стал лордом-гофмейстером, уйдя с поста председателя авторитетной коммерческой банковской организации “Schroders”. Как друг детства Елизаветы II, он был известной в придворных кругах фигурой. На одной из своих любимых фотографий (36) Эрли запечатлен вместе с пятилетней принцессой Елизаветой в свой пятый день рождения. Родители подарили ему блестящую педальную машину, и, когда отец предложил дать покататься принцессе, Дэвид долго сопротивлялся, но все же уступил. На фотографии Елизавета радостно вертит руль, а будущий 13-й граф Эрли с недовольной гримасой толкает машину сзади.
Королева знала, что Эрли должен уйти из банковской фирмы в конце ноября – как раз тогда собрался оставить пост лорда-гофмейстера Чипс Маклин, управлявший двором тринадцать лет. Маклин, служивший с Эрли в Шотландской гвардии, спросил, не хочет ли тот стать его преемником. Вскоре после этого, когда Эрли приехал в Сандрингем на охоту, королева уточнила: “Вы действительно желаете стать лордом-гофмейстером?” (37) Этим собеседование и ограничилось, однако на самом деле кандидатуру Эрли рассматривали очень тщательно.
Его знали как жесткого и весьма успешного бизнесмена, с одной стороны, и утонченного аристократа – с другой, – то есть человека достаточно квалифицированного и авторитетного, чтобы вдохнуть новую жизнь в дворцовое управление. Он сразу же увидел у Елизаветы II “огромную практичность” и “деловую хватку” (38). Если он писал ей циркуляр, требующий ответа, отклик поступал в течение суток. Если нет, он знал, что решение еще не принято и королеве нужно “переварить мысль” (39). Несмотря на многолетнее общение с Елизаветой II, Эрли прежде не замечал, до каких высот доходит ее наблюдательность во время общественных мероприятий. “Она шагает не спеша, потому что ей хочется как следует рассмотреть происходящее и людей, – говорит Эрли. – Шествуя, она окидывает взглядом окружающих, и, честное слово, я не устаю поражаться тому, что она при этом подмечает” (40).
После полугода наблюдений (41) Эрли посоветовал Елизавете II нанять стороннего консультанта для внутренней кадровой работы, чтобы гарантировать непредвзятость и профессиональный подход. С согласия королевы он привел тридцатипятилетнего Майкла Пита, такого же “старого итонца”, закончившего Оксфорд и получившего степень магистра делового администрирования в престижной французской бизнес-школе INSEAD. Больше десяти лет Пит проработал в семейной аудиторской компании KPMG, занимающейся и дворцовой финансовой отчетностью, а с Эрли познакомился, когда тот работал в “Schroders”.
Под руководством Эрли Пит больше года готовил отчет на тысячу триста девяносто три страницы со ста восемьюдесятью восемью предложениями по оптимизации дворцового управления и внедрению “механизмов эффективности”, принятых во многих фирмах. В числе прочего он предлагал пополнить отдел персонала более профессиональными кадрами и создать отдел королевских коллекций, который займется художественными собраниями короны, а также дворцовыми магазинами и прочими коммерческими образованиями. Рекомендации коснулись и сокращения штатов, однако, по настоянию
Оптимизируя дворцовую жизнь, модернизаторы тем не менее не могли воздействовать на королевских детей, трое из которых выставили себя на посмешище участием в телевизионном шоу. Инициатором выступил двадцатитрехлетний принц Эдвард, который пытался сделать карьеру в индустрии развлечений. Окончив Гордонстоун и получив диплом Кембриджа, он по семейной традиции поступил в морскую пехоту. Эдвард увлекался спортом, активно участвуя в теннисных соревнованиях, однако по характеру был довольно робок и раним.
Вскоре после окончания полугодового курса боевой подготовки в январе 1987 года он неожиданно объявил, что подает в отставку. Руководили им, скорее всего, соображения психологического характера, и пресса сообщила, что отец (42) решением принца остался крайне недоволен. Однако из письма к командиру пехотинцев – позже попавшего неведомыми путями в газету “The Sun” – становилось видно, что Филипп на самом деле отнесся к решению сына с пониманием и сочувствием. “Его вечно пытаются выставить деспотом, – пожаловалась королева-мать Вудро Уайатту, – а ведь на самом деле он желает детям только добра” (43).
Оставив военное поприще, Эдвард решил поискать себя в театре и на телевидении. Первым его проектом стала вариация на тему популярного шоу “Полный нокаут”, где участники в дурацких костюмах соревновались друг с другом в нелепых конкурсах. Целью передачи Эдварда, названной “Its a Knockout” (“Королевский нокаут”), был сбор денег для благотворительности, а в качестве конкурсантов он собирался пригласить других членов семьи и знаменитостей. Чарльз сразу же отказался, категорически запретив привлекать и жену, но Анна, Эндрю и Ферги поддержали идею.
Для участия членов королевской семьи требовалось получить одобрение ее величества. Елизавета II долго колебалась. Уильям Хеселтайн беспокоился, что передача выставит августейших особ в невыгодном свете, поэтому вместе с другими верховными советниками убеждал королеву запретить затею. Однако она поддалась порыву не препятствовать детям и дала Эдварду разрешение – с единственной оговоркой, чтобы члены королевской семьи выступали не конкурсантами, а капитанами команд.
В прямом эфире 19 июня 1987 года появились Эдвард, Анна, Эндрю и Ферги, одетые в шутовские “королевские” наряды. Они прыгали у бортика, руководя командами британских и американских звезд (в составе которых были Джон Траволта, Майкл Пэлин, Роуэн Аткинсон, Джейн Сеймур и Марго Киддер), дубасивших друг друга искусственными окороками. Беседуя с членами королевской семьи, ведущие шоу склонялись в поклоне чуть не до земли, отчего августейшие гости выглядели еще нелепее. Позору натерпелись еще больше, чем опасались сановники, и положение не спас даже миллион фунтов, собранный для Международного фонда дикой природы, фонда “Спасем детей”, Пристанища для бездомных и Международной награды герцога Эдинбургского для молодежи.
Сильнее всего просчиталась принцесса Анна, разом перечеркнув уйму усилий, потраченных с начала десятилетия на улучшение своего имиджа. К началу 1970-х, когда она увеличила число своих официальных обязанностей и стала больше показываться на публике, ее привыкли считать высокомерной и несдержанной, особенно с ненавистными журналистами. Анне долго припоминали знаменитое “Пошли на!..”, брошенное репортерам на Бадминтонском конном троеборье. Журналисты в ответ наградили принцессу титулом “ее королевское грубейшество”. Принцесса не прятала колючки, однако в конце концов завоевала если не любовь, то признание своей неустанной благотворительной деятельностью, особенно в фонде “Спасем детей”. За шесть дней до передачи “Its a Knockout” королева вознаградила дочь за профессиональный подход и упорный труд титулом “принцесса крови”, присваиваемым лишь старшей дочери монарха.
Финальным аккордом стало выступление Эдварда на пресс-конференции после шоу. “Ну как вам?” – спросил он, вызвав дружный смех более пятидесяти репортеров. Уязвленный их реакцией, он покинул помещение, и пресса назвала его высокомерным глупцом. Передача опозорила не только самих участников, но и монархию как институт. Вердикт двора и знакомых королевы был, по свидетельству Майкла Освальда, единодушен: “Это катастрофа, и допускать ее изначально не следовало” (44).
Учитывая натянутые отношения в семье, наверное, к лучшему, что “Британия” этим летом стояла в доке, проходя полное переоборудование, и ежегодный круиз по Внешним Гебридам отменялся. Вместо круиза Елизавета II отправилась на север и провела три спокойных дня в замке Мэй (единственный раз, когда она вообще оставалась там с ночевкой) со своей восьмидесятисемилетней матерью. Королева-мать уступила дочери собственную спальню с видами на пастбища с призовыми абердин-ангусскими коровами и шевиотовыми овцами, а сама перебралась в “комнату принцессы Маргарет”, в которой ее младшая дочь на самом деле никогда не жила, считая Мэй “холодным, разорительным и полным сквозняков” (45).
Две королевы прогуливались (46) по окрестным лесам и вдоль моря, посетили шотландские горские игры местного разлива на глинистом футбольном поле. По вечерам королева-мать устраивала веселые ужины с друзьями из округи, включая местного священника, который приходил с гитарой. После ужина он играл (47) шотландские песни, и все, в том числе и королева, с удовольствием подпевали.
Через несколько месяцев Мартин Чартерис заявил Рою Стронгу, что младшее поколение королевской семьи “слишком обнажилось” (48) и пора “вернуть завесу тайны”. Преданный бывший придворный и предположить не мог, насколько еще обострятся проблемы с королевскими детьми.К концу 1980-х во всех трех браках наметились трещины. В 1985 году Диана закрутила роман (49) с телохранителем, Барри Мэннаки, у которого имелись жена и двое детей, а в ноябре следующего года (50) за ужином в Кенсингтонском дворце завязала близкие отношения со своим берейтором, капитаном Джеймсом Хьюиттом из лейб-гвардии. Чарльз тем временем (с 1986 года) снова начал встречаться с Камиллой, признательный ей за “теплоту <…> понимание и постоянство” (51). Желтая пресса еще не знала об этих изменах, однако периодически распространяла слухи о неладах в семье принца Уэльского, когда во время государственного визита в Португалию супруги ночевали в отдельных спальнях, а потом несколько отпусков провели порознь, даже в шестую годовщину свадьбы. Пусть королева и не догадывалась, насколько велико на самом деле их отчуждение, осенью 1987 года неприязнь уже настолько бросалась в глаза (52), что незадолго до отбытия супругов в официальное турне по Западной Германии Елизавета II пригласила их как-то вечером в Букингемский дворец на разговор. Она призвала их взять себя в руки, и какое-то время они явно следовали ее совету.
Однако примирения не последовало. Скорее, они “разграничили сферы” (53) – теперь Чарльз в основном работал в глостерширском Хайгроуве, а Диана – в лондонском Кенсингтонском дворце, тем самым сохраняя в течение нескольких месяцев видимость семейной гармонии. Пресса провозгласила появление “новой Дианы” (54), более внимательной к официальным обязанностям и благотворительности: в 1988 году на ее счету значилось двести пятьдесят мероприятий по сравнению со ста пятьюдесятью тремя у Ферги и шестьюстами шестьюдесятью пятью у неутомимой Анны.
В начале 1988 года Ферги ждала первую из двух своих дочерей, принцессу Беатрис, однако в семейной жизни с Эндрю она разочаровывалась все больше. Служба на флоте позволяла ему проводить с семьей всего сорок два дня в году, и остальное время Сара мыкалась одна в унылых и на удивление скромных трехкомнатных покоях Букингемского дворца. Слуги и прочие привилегии Саре полагались, однако весь ее доход составляли (55) тридцать пять тысяч фунтов годового жалованья Эндрю, и расточительность вскоре вогнала ее в долги, исчисляющиеся шестизначными суммами.
Отчасти к транжирству Сару подталкивало соревнование с Дианой, шикующей на миллионный доход от герцогства Корнуолльского. Невестки то пытались уколоть друг друга, войдя в раж соперничества, то резвились, как школьницы-подружки, дурачась на горнолыжных склонах и тыча сложенным зонтом в спину знакомого в Аскоте. Желтая пресса, прежде хвалившая Ферги за непривычную открытость, объявила ее “паршивой овцой (56) <…> бестактной хамкой, полностью лишенной достоинства” (57). Подтверждением складывающегося стереотипа послужил даже отец Ферги, уличенный в посещении массажного эротического салона.
Об Анне и Марке Филлипсе на лондонских званых ужинах и загородных приемах уже давно поговаривали (58), что они живут отдельно и крутят романы на стороне. Анне приписывали (59) Питера Кросса (одного из сотрудников ее службы безопасности), а также супруга Камиллы (60), Эндрю Паркер-Боулза, с которым принцесса встречалась до знакомства с Филлипсом. Определенность наступила в апреле 1989 года, когда таблоиды обнародовали четыре перехваченных тайком любовных послания к тридцативосьмилетней принцессе от коммандера Тимоти Лоренса, тридцатичетырехлетнего адъютанта королевы.