Корпорация «Коррупция»
Шрифт:
бюджет, я уже знала, хотя и не могла заставить себя поверить в очевидное. И новый
образ Максима Юшкевича пришелся как нельзя кстати. А вот то, что уходя от меня, он
шел к другой женщине, веселился в бане со шлюхами – это задевало куда больше и ранило
сильнее. Всему в жизни можно найти объяснение, все можно простить, но только не
предательство
мгновение разрушил твой тщательно хранимый мир?
Плюнул и растоптал святое.
Я не знаю!
Не знаю, как простить. Но точно знаю, что при всей боли и разочаровании не смогу
удовлетворить Рината в его пожелании развенчать образ Штурмина как непримиримого
борца с беззаконием и самоуправством».
Находясь в подавленном состоянии, Алена Соболева хотела получить объяснения.
Прямые и логичные, которые помогут разобраться в себе и в происходящем. Ей нужно
было увидеть Бориса…
39
До последнего момента ее не покидали сомнения. Вдруг видео – всего лишь умелая
подделка, фальсификация призванная опорочить честного человека, вдруг улики и
свидетельства очевидцев – хорошо продуманная провокация, как бывало уже ни раз.
Не спав всю ночь, Соболева вышла из дома засветло, зная, что советник прибудет в
администрацию ранним утром, когда можно спокойно поработать в одиночестве, не
отвлекаясь на посторонних.
Ее пугала страшная очевидность открывшейся правды, но отступать назад было
поздно. Она, словно во сне, вновь видела себя со стороны: обошла пост охраны на входе,
попав в здание администрации через крыло, занимаемое редакцией «Губернского
колокола», открыла дверь своим ключом. Прошла темными безлюдными коридорами, где
гулкое эхо вторило шагам, поднялась на третий этаж по запасной лестнице и, миновав
череду никогда не запиравшихся дверей, попала в приемную, за которой расположился
кабинет Штурмина.
Борис, отложив бумаги, радостно поднялся навстречу.
– Аленка, я так соскучился…
Стоило огромных усилий, чтобы удержать себя в руках и не кинуться к нему в
объятия. При всем негативе, который стал известен, Алена Соболева оставалась под его
влиянием, в его власти, словно под гипнозом готова была идти за ним на край земли и
даже дальше. Наверное, так теряли волю моряки, слыша волшебное пение сирен.
– Что-то
– Случилось!
Без предисловий она стала последовательно излагать все, что знала и о чем
догадывалась. Про себя подивилась четкости формулируемых фраз, собственной железной
выдержке и самообладанию. Именно так выступает на суде представитель обвинения,
требуя максимального наказания для подсудимого, приводя ужасающие факты его
правонарушений, характеризую чрезвычайную общественную опасность. Слова сами
срывались с губ, заготовленный ранее и тщательно отрепетированный текст оказался
совершенно не нужен. Все, что она говорила в глаза Штурмину, был экспромт. Жестокий,
безжалостный, хлестко бьющий по щекам экспромт, рожденный потрясенным сознанием.
Ни один мускул не дрогнул на лице советника. Ни жестом, ни взглядом он не дал
понять, что напуган услышанными откровениями или разочарован. Ни слова не произнес
до окончания монолога, ни разу не кивнув в подтверждение и не отрицая сказанного.
Когда же Соболева, наконец, замолчала, сделав небольшую паузу, чтобы передохнуть, ей
показалось, что Борису даже стало легче. Точно камень с души свалился.
– Может, кофе?
Вопрос Алену обескуражил, выбил из колеи.
В абсолютной тишине Борис встал из-за стола и вышел в секретарскую, откуда
вернулся с чашкой отменного, как всегда, кофе.
На удивление, он не стал отпираться, а подтвердил умозаключения, сделанные
Аленой. Широко открытыми глазами она следила за любимым, а тот говорил отчетливо и
ясно.
– Мне остался всего лишь шаг, один шаг до осуществления задуманного, – легкая
улыбка сожаления блуждала на его лице. – Как только мы подпишем соглашение по
«Золотым воротам», я получу контроль над проектом. Не администрация края, не Колобов,
не наши немецкие партнеры, а я. И это будет достойное вознаграждение за труды. Тогда,
наконец, я смогу уйти на покой и не видеть лицемерных лиц зарвавшихся сограждан. Все
растаскивают страну по частям, рвут в разные стороны и пылают праведным гневом, когда
сосед упер больше… Хватит! Надоело! Устал!
– Но как?.. – Соболевой больно было слышать его признание. Слова, словно танец на
могиле ее веры в честность и справедливость, ранили душу.
– Я не буду пересказывать тебе свою биографию – ты ее знаешь даже лучше. В моей