Корпорация «Коррупция»
Шрифт:
поспешил уйти от скользкой темы, оправдывая свои действия внешним воздействием
среды обитания.
– Я всегда поступал честно, по справедливости. А когда снял погоны, перейдя на
гражданку, попав в чиновничий серпентарий, понял, каким дураком был все это время.
Думаешь, когда я рассказывал тебе, что взятки берут все поголовно, я лукавил? Ничуть! Я
ужаснулся объему коррупции во властных кабинетах. Каждый вздох государева человека
стоит денег, а дышит
разрешение оформить – плати, согласовать что-нибудь – опять плати. Ты шагу не ступишь,
не отслюнявив энную сумму в указанной валюте. И так работает бюрократическая
машина. Что бы там наверху наши правители не говорили о борьбе с мздоимством, снизу
система настолько гнилая, что перестроить ее уже нельзя. Можно только снести к
чертовой матери и отстроить заново! С нуля. Только людей взять негде. Все поражены
одной болезнью: и те, кто берет, и те, кто дает, и те, кто тихо возмущается на своей кухне.
Одним миром мазаны… Так что лично я ничего плохого не сделал. Пришел, увидел,
победил. Заставил систему работать на меня, подчинил себе финансовые средства, изгнал
зарвавшихся чинуш. Мне удалось целиком перекроить механизм устройства власти в крае,
несмотря ни на что сделать его эффективным. И город только выиграл от этого! Посмотри,
как преобразился Южноморск в последние годы, сколько всего создано: жилье,
развлекательные центры, аэропорт, благоустроены парки и скверы. Люди стали
счастливее, а их жизнь безопаснее. Кто из них боится сейчас выйти на улицу?.. А лет
десять назад?.. Так что не я один пользуюсь результатами своей деятельности. Да меня
горожане на руках носить готовы…
– Если бы они знали, что ты на самом деле сделал, каков ты в действительности… -
не выдержала Соболева, но Штурмина замечание не остановило.
– Я систематизировал то, что было до меня разрозненно. Включил в систему тех, кто
готов был работать. И сегодня Южноморск – один из крупнейших городов юга России. И
это благодаря тому, что мы ввели понятные условия работы в крае. Раньше за любой
подряд чиновник требовал до пятидесяти процентов отката, некоторые даже семьдесят
хотели. Конечно, при такой жадности власти нечего и говорить было о привлечении
инвестиций. А сейчас бизнес в очереди стоит, чтобы деньги вложить в край. А ты
говоришь…
Советник тяжело вздохнул, не встречая понимания.
– Но какой ценой… – Алена чувствовала горечь от всего, что случилось.
– Ценой?! – Штурмин взметнул брови вверх, – о какой цене ты говоришь, Алена? Я не
мыслю категориями обывателей.
государственных цель почти всегда оправдывает средства. Интересы государства редко
совпадают с интересами отдельных представителей народа.
Глядя глаза-в-глаза, они не понимали друг друга. Да и хотел ли кто-то из них понять?
Штурмин находился под впечатлением от собственного величия, Соболева же фактически
была раздавлена последними открытиями.
– И я тоже всего лишь винтик в твоей машине? – осознавать собственную
никчемность в глазах любимого мужчины больно, очень больно понимать, что тебя
использовали, а затем просто выкинут, как старую куклу.
Не сводя взора с направленного на него пистолета, советник не торопился с ответом.
– Опусти ствол, – сухо произнес он.
Как бы ей хотелось, отбросив оружие в сторону, заключить Бориса в объятия, прижав
его голову к своей груди объяснить, как бестолковому мальчишке, что он не прав, что
заблуждается в суждениях и обижает ее своими поступками. Но гнев, засевший глубоко
внутри, не позволял сделать шаг навстречу, нервно пульсировал в мозгу, контролируя
любое слово или жест. Тело, словно робот, безропотно подчинялось гневным импульсам, а
не зову сердца или разуму.
Борис так и не смог объяснить, как посмел допустить надругательства над чувствами,
как мог безнравственно наблюдать со стороны, когда Алена места себе не находила после
кражи и извращений, случившихся квартире. А все, на что он оказался способен, так это
развести руками:
– Ребята переборщили. Им надо было тебя припугнуть немного, чтобы ты пыл
поубавила…
Хорошо, что не избили и не изнасиловали. Спасибо!
Как Штурмин не старался, не изворачивался, а избежать скользкой и неприятной
темы – тесного общения с женским полом – не смог при всем желании. Глядя в жерло
пистолетного ствола, очень тяжело лгать. Даже если позади боевое прошлое. Можно
стоять до конца, когда за тобой дело правое, а если похоть и бесстыдство…
– Женщины всегда стелились передо мной… – в его словах не было хвастовства, но не
слышалось и толики уважения к женскому полу. Скупая констатация факта. – Я всегда мог
выбирать и брал только лучших…
Чем дольше советник говорил, тем хуже Алене становилась. Она физически ощутила