Корсар
Шрифт:
— Очень, даже уже не тошнит, — говорю, набирая следующую ложку.
— Здорово!
Она сидит напротив, спиной к окну, а апрельское солнце заливает комнату, запутывается лучами в её огненных волосах и кажется, что всё вокруг пламенеет. И почему я раньше не любил рыжих, просто на дух не переносил? Но Ева не просто какая-то там рыжая, она моя и только моя, и весь этот свет лишь для меня.
— Что? — приподнимает удивлённо брови. — Ты на меня пялишься. Я испачкалась, что ли?
— Нет, конечно, а если и так, то я не очень способен замечать
— Опять ты всякую ерунду выдумываешь? Вроде уже решили этот вопрос.
Она сердится, надувает губы и мечет в меня взгляды-молнии.
— Просто… другая бы на твоём месте, увидев меня в таком состоянии, сбежала, как от чумы. А ты осталась. Почему?
— Потому, — бурчит, глядя на меня исподлобья. — Я люблю тебя, Роджер, очень люблю. Вчера тебе нужна была помощь, я не могла по-другому.
— Любит она... — Наклоняюсь вперёд, протягиваю руку и глажу её по щеке. Ева закрывает глаза и трётся о мою шероховатую ладонь нежной кожей, а у меня зубы сводит, настолько этот момент кажется мне непохожим на всё, что было в жизни до этого.
Даже клокочущая внутри ярость и злость отступают, когда Ева так доверчива и открыта.
— Ты не спросишь, почему я так напился? — спрашиваю, а Ева распахивает глаза, а я замечаю, каким жгучим интересом пропитан её взгляд.
— Мне хочется, чтобы ты сам всё рассказал. Чтобы доверял, но я не могу заставить тебя сделать это. Не имею права.
Странная такая, смешная.
— Ева, у тебя слишком много прав, если дело касается моей жизни, понимаешь это? Ты можешь спрашивать, о чём хочешь в любое время. Ты нужна мне, я не хочу тебя потерять. И врать тебе не хочу, хоть всё ещё боюсь, что правда может разрушить всё.
— Ничего она не разрушит, только если ты мне не изменил. Этого, боюсь, понять и принять не смогу. Понять постараюсь, но вряд ли получится.
— Ну, пока что у меня таких мыслей не возникало, — говорю, а она смеётся, хотя в смехе этом скрывается слишком много эмоций. И не самых радужных.
Отставляю тарелку в сторону, поднимаюсь, краем сознания отмечая, что суп и правда помог — уже не штормит. Да и, в общем, чувствую себя хорошо.
— Пойдём, прогуляемся, — предлагаю, а Ева кивает и улыбается. — Душно здесь что-то.
— Я сейчас только переоденусь, я быстро.
В итоге, минут через пятнадцать захлопываю дверь, и мы спускаемся вниз.
— Только мотоцикл твой ещё не пригнали… — робко замечает, а я отмахиваюсь.
— Пешком погуляем, тоже иногда полезно.
Ева не спорит, лишь крепче сжимает мою ладонь, только этим выдавая беспокойство.
Я снова веду её куда-то, точно открыться — слишком тяжёлое бремя. Наверное, я слишком долго держал всё в себе, выдавая правду лишь в самых крайних случаях. Внутри всё давно заржавело, покрылось коррозией, заклинило. Но вот появилась Ева, и мне захотелось быть с ней честным.
Возможно, это и есть любовь?
— Куда мы идём?
— Тут недалеко, просто покажу
Она усмехается как-то печально, и снова сжимает мою ладонь.
— В кладбищах нет ничего страшного. Нужно бояться живых, уж точно не покойников.
— Ну на этот раз сходим в другое место, — усмехаюсь, а внутри всё сжимается от осознания, сколько в этой девушке с печальными глазами мудрости.
И мне вдруг становится не по себе от того, что так мало знаю о ней. О её боли, о том, почему они с Артёмом остались совсем одни, почему оказались в такой развалюхе вместо нормального дома. Я чёртова эгоистичная сволочь, таскаю Еву по местам своей памяти, вырываю из себя правду о своём прошлом, нагружаю своим дерьмом, но ни разу не поинтересовался, а что болит у неё внутри.
Кидаю на неё взгляд, но не замечаю на лице ни тени протеста. Моя золотая девочка согласна идти со мной в любое пекло, через любые жернова прокручиваться готова, просто потому, что однажды решила быть рядом. И вот эта её решимость, спокойствие и сосредоточенность значат для меня гораздо больше, чем все слова мира. Её доверие — бесценно и только ради этого готов разрулить любое дерьмо, лишь бы не оставляла.
И пусть между нами чёртова пропасть лет и совершённых ошибок, пока она рядом, буду барахтаться.
32. Ева
Идём совсем недолго, минуя оживлённые проспекты и переполненные людьми улицы, пока не оказываемся в довольно тихом дворе обычной панельной многоэтажки. Вроде бы, работая в “Долине вкуса”, где только ни была, но здесь оказываюсь впервые. Оглядываюсь по сторонам, но не замечаю ничего примечательного. Ну, мало ли? Может быть, я просто не знаю, куда смотреть.
— Мы к кому-то в гости пришли? — спрашиваю, чуть не лопаясь от любопытства. Может быть, с кем-нибудь ещё из друзей решил познакомить?
Роджер молчит и идёт дальше, и мне кажется, что снова попала в тот день, когда привёл меня на кладбище, чтобы обнажить кусочек своей души. Эти моменты его тщательно подготовленной, какой-то выстраданной откровенности кажутся мне особенно ценными. Он доверяет мне, а иначе не приводил бы туда, где живёт его память, и ходят стройными рядами призраки прошлого. Не знаю, может быть, он не одну меня посвящает в личные моменты своей жизни, но отчаянно хочется верить, что всё-таки значу для него чуть больше, чем те, другие. Которые просто “для траха”, как он однажды сказал.
— Можно и так сказать. — Останавливается возле детской площадки и смотрит себе под ноги, как будто найти что-то хочет, но не получается. — Неподалёку, кстати, раньше были отличные турники, мы с Викингом часто занимались после школы, но лет десять как снесли. Магазин какой-то построили.
Усаживает меня на деревянное сидение качелей, а сам присаживается на соседнее. Протягивает руку в сторону и чуть-чуть подталкивает, и я улыбаюсь, когда внутри, где-то под ложечкой сворачивается тугой клубок предвкушения полёта.