Кошачья Свара. Мадрид, 1936

Мендоса Эдуардо

Все остальные молча наблюдали эту сцену, пока, наконец, генерал Франко, преодолев свою обычную лень, не взял инициативу на себя; он подошел к самой стене и звонко окликнул нарушителя чужих владений своим резким и звонким голосом:

– Эй, любезный, кто бы вы ни были, немедленно оставьте в покое стену и спускайтесь сюда, в сад!

– Не могу, - ответил нарушитель.
– Я инвалид. Инвалид войны, генерал.

– Генерал?
– воскликнул Франко.
– Вы знаете, кто я такой?

– К сожалению, не имею чести быть с вами знакомым, генерал, но, тем не менее, я прекрасно вас знаю. Я имел честь сражаться под вашими знаменами в Лараче.

Там я был ранен, повышен в чине, награжден и уволен с действительной службы. Сейчас я служу в Главном управлении госбезопасности. Капитан Коскольюэла, всегда к вашим услугам. И скажите, пожалуйста, тем, снаружи, чтобы они в меня не стреляли.

В эту минуту, не желая отдавать всё внимание присутствующих своему коллеге, подал голос Кейпо де Льяно.

– Спрячьте ваше оружие, болваны! Хотите, чтобы весь Мадрид об этом узнал? А ты, который на стене - где, ты сказал, ты служишь?

– В Главном управлении госбезопасности, под командованием подполковника Марранона, - ответил капитан Коскольюэла.

– Ах ты ж, дерьмо собачье! Повтори, что ты сказал? Этот козел Асанья приставил к нас соглядатаев.

– Вы здесь ни при чем, генерал, - запротестовал капитан Коскольюэла.
– Мне нужен англичанин.

– Англичанин?
– переспросил Мола.
– Что англичанину делать в доме сеньора герцога де ла Игуалады? Или вы держите нас за дураков?

– Никак нет, генерал.

– Что ж, - заметил Кейпо де Льяно, - возможно, устранить его - не такая уж плохая идея, в конце концов. Не хуже той, чтобы следить за нами под видом слежки за кем-то другим, а когда будет делать отчет, он упомянет о нас.

Мола нахмурился, поглаживая себя по подбородку.

– Должно быть, вы этим и занимались, капитан?
– спросил он.

– Нет, генерал. Я лишь слежу за передвижениями англичанина.

– И кто же этот пресловутый англичанин?
– спросил Франко.
– Шпион?

– Нет, генерал, он то ли профессор, то ли что-то в этом роде.

Наблюдающие за эти допросом герцог и Пакита, каждый по своим причинам, воздержались от того, чтобы подтвердить заявления капитана. Из своего укрытия Энтони следил за развитием этого фарса, который сам спровоцировал и в котором принимали участие все, кроме него. Хотя физическая близость Пакиты затуманила его разум, он понимал, что теперь невозможно переговорить с ней с глазу на глаз и крайне необходимо покинуть особняк до того, как его обнаружат, или до того, как капитан Коскльюэла убедит генералов в его существовании.

Если бы он смог, прячась в тени изгороди, обойти всю эту компанию, то ему, возможно, удалось бы, пользуясь возникшей суматохой, достичь беседки и, поднявшись по лестнице, пробраться в дом, благо дверь непредусмотрительно оставили открытой. Потом, при некоторой удаче, он мог бы отыскать дверь в подвал, где находилась картина, спрятаться там и дождаться вечера. Тогда он спокойно выйдет в сад, переберется через стену и окажется в безопасности.

План был, конечно, безумным, однако осуществить первую его часть оказалось даже легче, чем он предполагал: все присутствующие были заняты капитаном Коскольюэлой, а тот, хоть и находился к Энтони лицом, но смотрел во все глаза лишь на своего бывшего военачальника, который, в свою очередь, был занят лишь своей пламенной речью.

– Послушайте меня, капитан! Независимо от того, какую должность вы сейчас занимаете, вы всё еще офицер испанской армии. Повторяю: вы - офицер испанской армии! Вы меня слышите? Вижу, что слышите. В таком случае, вам

должно быть известно, кому вы обязаны подчиняться, а кому - не должны, и не только потому, что выполнять приказы старших по званию - ваш долг, а потому, что в данном случае ослушаться приказа - значит предать интересы своей страны, и тот, кто это сделает - недостоин носить звание офицера нашей славной армии. Испания в опасности, капитан! Коммунисты только и дожидаются, когда Советы устроят у нас революцию и погубят Испанию. Капитан Коскольюэла! Испанский офицер обязан хранить верность Испании, и мы здесь как раз представляем саму Испанию.

– Остерегайтесь провокаций!
– добавил Кейпо де Льяно чуть насмешливым тоном, от которого, однако, оратор окаменел.
– И помните, что мы можем поставить к любой стенке.

Как раз во время этой зловещей шутки Энтони подобрался к двери, проскользнул внутрь и оказался в квадратной прихожей, из которой вела дверь в коридор.

Глава 30

С опаской, тихо и быстро Энтони Уайтлендс побежал по коридорам особняка и с растущей тревогой убедился, что чем дальше он продвигается, тем больше теряет ориентацию и в результате оказывается всё дальше от возможного спасения. Время истекало, и в любую секунду, за любым поворотом он мог столкнуться лицом к лицу с кошмарным дворецким или с грозной троицей генералов. Он уже начал сожалеть, что не послушал капитана Коскольюэлу, который теперь являлся для Энтони воплощением правопорядка, как вдруг звук шагов заставил его быстро найти укрытие. К счастью, в пестром убранстве особняка не было недостатка в портьерах, и одна из них, из толстого алого бархата, дала ему возможность спрятаться и слышать, хотя и не видеть, всё происходящее в коридоре.

Сердце чуть не выпрыгнуло у него из груди, когда он услышал глубокие женские рыдания, который могли исходить только из уст Пакиты. Он сдержал горячее желание немедленно предстать перед ней, заключить в объятья и предложить свою любовь и утешение, не только из-за уверенности в том, что именно он и являлся невольной причиной ее страданий, но и потому, что услышал топот других шагов, более твердых, которые направлялись в то же место, но из другой части дома. Встреча удивила обоих, не замечающих ничего вокруг и погруженных в свои мысли.

– Ах, падре Родриго!
– воскликнула Пакита.
– Как вы меня напугали! Не ожидала вас увидеть... но вас послала сама судьба.

Голос падре Родриго прозвучал неприветливо:

– Сейчас я не могу с тобой поговорить, дочь моя. Меня призывают другие важные дела.

– Что может быть важнее спасения души, падре?
– спросила девушка.
– Смилуйтесь надо мной, выслушайте мою исповедь.

– Посреди коридора? Дочь моя, таинство исповеди - это не игра.

Ответ священника прозвучал немного грубовато, но Пакита настаивала, не обращая внимания ни на какие доводы.

– Скажите мне хотя бы одно, падре. Правда ли, что любовь может послужить оправданием недостойного поступка?

– Божественная любовь - возможно, но не любовь земная.

Услышав, о чем они говорят, англичанин за портьерой навострил уши.

– Но если человек, молодая женщина, под влиянием безнадежной любви к мужчине совершит ошибку, разве не будет легче заслужить прощение от Всевышнего? Разве не Господь вложил в наши сердца способность любить, которая заставляет забыть даже о себе, падре?