Кошачья Свара. Мадрид, 1936
Шрифт:
– Ну тогда и не нужно их координировать. Можно бросить на улицы наваррцев, Эмилио. Если случится бойня, то все колебания закончатся. И главное, все будут согласны. Разногласия и личные обиды - это просто балласт. Не говоря уже у том, что некоторые просто боятся. Или об амбициях: Санхурхо хочет возглавить мятеж, Годед ожидает того же, а Франко втихомолку заграбастает всё, если мы не будем внимательны. Если ты не примешь на себя командование, то мы ни к чему не придем, Эмилио, уверяю тебя.
– Я тебя понимаю, Гонсало, но не стоит спешить. Ты привык со всем управляться с помощью оружия, а в этом деле есть свои сложности.
Генерал
– Вот черт! Это еще что?
Мола поправил очки и наклонился.
– Похоже на окровавленную тряпку, - сказал он, не дотрагиваясь до предмета.
– Должно быть, уронил кто-то из прислуги.
– В таком помпезном доме? И не мечтай даже, Гонсало.
– Но тогда как ты это объяснишь?
– Дай подумать, - сказал опытный шахматист.
Энтони с испугом понял, что встревожившая генералов находка была его собственным платком, которым он перевязал руку после того, как поранил ее о стену, а потом, отвлеченный столькими происшествиями, забыл о его существовании и не помнил, где его обронил.
Генералы по-прежнему пребывали в недоумении.
– За нами шпионят?
– предположил Кейпо де Льяно, протянув руку к карману кителя и вынимая пистолет.
– Не думаю. И убери ты эту штуку!
– Возможно, рассказ хромого не был такой уж ложью, как казался.
– Мы это разузнаем. Ты отправляйся обратно, а я пойду вперед. Если здесь кто-то бродит, то мы его окружим и узнаем, кто он. Если встретишься с Пако, расскажи ему обо всём.
Хотя страх парализовал его с головы до пят, Энтони понял, что таким путем они быстро его найдут, и на цыпочках последовал за Молой. Через некоторое время и не зная как, он очутился в приемной особняка. Там была дверь наружу, но он вспомнил о стоящих за ней охранниках и решил, что не стоит здесь выходить.
Глаза сбитого с толку сомнениями и тревогами беглеца остановились на "Смерти Актеона". Эта картина всегда вызывала в нем трепет, а в теперешних обстоятельствах это зрелище его взволновало вдвойне. Долгий период христианской цивилизации, а потом - буржуазной культуры - превратили греческую мифологию в объект поэтического воображения: в красивые истории с легким метафорическим оттенком.
Теперь же, напротив, образ высокомерного охотника, обреченного на мучительную смерть, раздираемого собаками только лишь за невольный и беглый взгляд на такую близкую, но беспощадную богиню, имел много общего с его собственным опытом. Тициан написал картину на заказ, но закончив ее, решил оставить себе по каким-то более серьезным причинам, чем финансовые интересы, честность и послушание помешали ему отдать картину. Она на всю жизнь осталась перед его глазами. Возможно, у великого венецианского живописца тоже произошла непростительная встреча, и он получил неумолимую стрелу, подумал Энтони.
Шум в коридоре вывел его из задумчивости, и сообразив, что это означает дальнейшее усложнение ситуации, но не понимая, как избежать очередной фатальной встречи, он ринулся вверх по лестнице и спрятался на темной лестничной площадке верхнего этажа особняка.
Глава 31
Смеркалось
– Даже если кто-то действительно прячется в доме, в чем я сомневаюсь, - заявил грозный дворецкий, - то он никак не сможет выбраться отсюда незамеченным. Я предлагаю тщательно обыскать весь дом - комнату за комнатой. Вы осмотрите все помещения на первом этаже. Прислуга обыщет кухню, кладовую и прачечную, а я возьму на себя спальни.
Генералы без возражений позволили ему распоряжаться, признавая, что он намного лучше знает обстановку.
Почувствовав себя в ловушке, Энтони задумался, не сдаться ли ему на милость герцога. Тот не стал бы проявлять насилие в какой-либо форме в отношении человека, который в определенном смысле находился у него на службе, уж тем более в собственном доме, учитывая, что герцог не знал, что произошло между его дочерью и англичанином. Но даже если и так, защита герцога имела свои пределы. Ничто не могло гарантировать жизнь человеку, ставшему свидетелем заговора военных на самом высоком уровне.
Исходя из этих соображений он пришел к выводу, что должен всеми возможными способами попытаться скрыться, не попадаясь никому на глаза. Он быстро попятился, не теряя из вида лестницу, откуда в любую секунду мог появиться дворецкий со своим ружьем, и тут чья-то рука мягко обхватила его под локоть и раздался насмешливый и удивленный голос:
– Тони! Что ты здесь делаешь - в темноте, весь скукожившись? И что там за крики?
– Лили!
– прошептал англичанин, едва оправившись от минутного замешательства.
– Тихо, Лили! Они хотят меня убить.
– Прямо здесь, в доме? И кто же за тобой охотится?
– Я потом тебе все расскажу. А сейчас помоги мне, во имя всего святого!
Обладая живым умом и природной находчивостью, Лили охотно взяла решение на себя. Она провела Энтони в ту комнату, из которой только что вышла, потом прошла следом за ним и закрыла за собой дверь. Англичанин оказался в просторной комнате с белеными стенами и небольшим балкончиком, с которого открывался вид на меркнущий в сумерках оранжевый закат. Всю скромную обстановку составляли письменный стол светлого дерева, два стула, обитое цветастой материей кресло и полка, уставленная книгами, судя по корешкам - учебниками. На столе лежала раскрытая книга, стояла чернильница с пером, пресс-папье и другие принадлежности для письма.
– Это моя комната, - пояснила Лили.
– Я здесь делала уроки, а потом услышала шум и вышла посмотреть. Что случилось?
– Они обыскивают весь дом сверху донизу. Ищут вора и думают, что этот вор - я, - торопливо ответил Энтони.
– Слышишь стук? Они вот-вот будут здесь.
– Не волнуйся. Пойдем.
Она потянула его в сторону боковой дверцы, которая, как оказалось, вела в маленькую квадратную спаленку, где стояли крашеная кровать, тумбочка, гардероб и молитвенная скамеечка. На тумбочке стоял медный подсвечник, а рядом лежал коробок спичек. На стене, над изголовьем кровати, висело прекрасное старинное изображение Пресвятой девы с младенцем Иисусом - вероятно, валенсийской работы.