Кошмарное преступление в курятнике
Шрифт:
— Будьте добры, пригласите сюда Вал… Валла… — Кашалот силился прочесть имя на бумажке, — тут неразборчиво… словом, вон ту молодую особу из Австралии — она буквально умоляла безотлагательно принять ее по неотложному делу.
Все посмотрели в сторону, куда он показал, и действительно увидели молодую особу, довольно симпатичную и напоминавшую уменьшенную копию Кенгуру. Она нерешительно
— Ну что же вы так робко, — подбодрил ее Гепард, — смелее, мы вас ждем.
— Какая же она Валла? — Сова разглядывала приближавшуюся гостью. — Это же Кенгуру, только росточком не вышла.
— Извините, уважаемая Сова, — произнесла австралийка приятным мелодичным голосом, — но вы и правы и неправы. Я действительно Кенгуру, потому что я из семейства Кенгуру — не стану же я отрекаться от своего семейства из-за моих неприятностей, тем более, что и оно от меня, несмотря ни на что, не отрекается… Пока, во всяком случае. Но в то же время я и не Кенгуру.
< image l:href="#"/>Кашалот уставился на гостью, затем перевел взгляд на своих коллег:
— Ничего не понимаю: Кенгуру — не Кенгуру… Кто-нибудь что-нибудь понял?
— Я понял, — откликнулся Человек. — Тут нет ничего сложного, дорогой Кашалот; этим привычным для нашего слуха именем, Кенгуру, принято называть только крупных представителей семейства — Лесного Кенгуру, Большого Рыжего Кенгуру, и так далее — всего их двенадцать видов. Самых мелких, ростом с Кролика и даже меньше, зовут кенгуровыми крысами. А средних…
— А средних, таких, как я, — подхватила посетительница,— называют Валлаби: древесные валлаби, скальные, когтехвостые, кустарниковые и даже типичные валлаби.
Коапповцы, естественно, поинтересовались, к каким валлаби принадлежит она сама.
— Наверное, к типичным? — предположила Мартышка, не дожидаясь ответа. — Обожаю все типичное!
— Вынуждена вас разочаровать, — извиняющимся тоном сказала Валлаби. — Я не Типичная Валлаби, а Кустарниковая. К тому же с совершенно нетипичной судьбой. Все мои сородичи стараются уйти от всяких проблем и трудностей в кусты. И они по-своему правы. Я тоже всегда так поступала, особенно когда слышала сигнал.
На вопрос, о каком сигнале она говорит, Валлаби пояснила, что имела в виду сигнал по беспроволочному телеграфу. Это вызвало у хозяев Большой Поляны живейший интерес. Лишь Рак спросил с язвительной усмешкой:
— Уж не по радио ли, случайно?
— Да нет, какое там радио — мы пользуемся более надежной системой связи: при опасности Кустарниковый Валлаби предупреждает сородичей, барабаня задними ногами по земле. Своего рода тамтам, его сигналы слышны очень далеко.
Гепард кивнул:
— Действительно, беспроволочный телеграф — ни малейшего намека на проволоку.
— Но сейчас случай особый, — продолжала гостья. — Речь идет о восстановлении моего доброго имени! От этого не спрячешься в кусты. И знаете, я впервые по-настоящему почувствовала, что значит для нас
— Да что с тобой приключилось-то, болезная ты моя? — Сова смотрела на Валлаби с жалостью и сочувствием. — Небось, злую напраслину недруги возвели?
Валлаби растерянно развела лапами:
— В том-то и нелепость моего положения, что полной напраслиной это назвать нельзя — что было, то было… Конечно, всего окружающие не видели, но то, что они видели, отрицать невозможно, тем более, что видели это сотни глаз.
— Что же они видели?! — Мартышка прямо-таки дрожала от нетерпения. — Говорите скорее, иначе я умру от любопытства!!
— Да ничего особенного — история самая банальная, а раздули из нее… За мной погналась дикая собака Динго. Будь я налегке, ей бы меня никогда в жизни не догнать! Но в сумке у меня малыш, — он, естественно, стесняет мои движения, да и вес у него чувствительный, так что, сами понимаете, прыжки получались далеко не рекордные… А Динго все ближе — вот-вот настигнет! И тогда я выхватила из сумки родное дитя, — не останавливаясь, прямо на бегу, — отшвырнула его в сторону и, обретя свободу движений, легко ушла от погони!
Коапповцы оцепенели и несколько мгновений пребывали как бы в столбняке, не в силах уразуметь услышанное. Но это было затишье перед бурей… А затем — шквал осуждающих, возмущенных, гневных, яростных возгласов, слившихся в один обличительный хор, в котором с трудом можно было различить отдельные выкрики: «Кошмар!!!»; «Какая жестокость!!»; «И это — мать?!»; «А еще за сочувствием к нам явилась и защитой!»
Выделялся голос Совы, готовой, кажется, вцепиться в гостью из Австралии и растерзать ее на части.
— Супостатка окаянная!! — кричала она, едва не плача. — Чтоб тебя перекосило!!
— Я ждала такой реакции, — печально молвила Валлаби. — Все эти слова, и еще покруче, я слышу дома ежедневно. Правда, нашлись и адвокаты…
— Не может быть!!! — буквально завопили все в один голос.
— Еще как может! — и Валлаби процитировала одного из адвокатов, причем изобразила его пародийно, напыщенно вещая, словно лектор с кафедры: — «При оценке данного поступка необходимо сдержать эмоции. Его следует рассматривать лишь с позиций биологической целесообразности и житейского здравого смысла. Вдумайтесь: перед каким выбором была поставлена Валлаби? Либо погибнуть вместе с малышом, либо сохранить жизнь хотя бы себе, пусть даже такой ужасной ценой. Сохранить, чтобы в дальнейшем дать жизнь другим валлабятам, которые в противном случае не появились бы на свет. За что же ее осуждать? Ведь мы не осуждаем ящерицу, когда, спасая свою жизнь, она отбрасывает хвост…