Космонавт. Том 2
Шрифт:
— Мойте руки и идёмте ужинать.
За ужином мать неустанно рассказывала о работе, соседях и прочий незначительных мелочах.
— А у нас на почте, представляешь, вчера целая история приключилась! — она обмакнула хлеб в рассольник, оставляя на тарелке желтоватые разводы. — Приходит бабулька из пятого подъезда, та, что в лиловом платочке… Ну, ты её видел — с палочкой, да? Протягивает мне телеграмму: «Дорогая мама, приезжаю на побывку. Ваш сын-герой». А подпись-то забыла! Мы с Марьей Петровной
Отец хмыкнул, вылавливая из супа огурцовый кружок.
— Оказалось, — мать захлопала ресницами, довольная вниманием, — это ей соседкин сын из Ростова шлёт! Тот самый, что в военкомате на карандаше у секретаря… Ну, который с Люсей Крыловой крутил роман!
Она вдруг ахнула, хватая мужа за рукав:
— Василий, ты ж не спросил про Нину-то Семёновну! Встретила её сегодня у гастронома — вся в синяках! Говорит, лезла за банкой на верхнюю полку, да стремянка под ней сложилась. Я ей: «Ну зачем самой, дурная? Пусть Геннадий Иванович помогает!». А она: «Да он у меня на шабашке — теплотрассу чинят…».
Мать вздохнула, разламывая батон на три аккуратные части.
— А у Лидочки из второго окна, — голос её внезапно снизился до конспиративного шёпота, — дочь-то из Киева приехала! Вся в этих… — она мотнула рукой у виска, изображая завитки, — перманентах. Говорят, замуж за офицера-ракетчика собралась.
Она вдруг засмеялась, прикрыв рот ладонью, и потянулась за чашкой с чаем.
— После праздников уезжаю, — сказал я, воспользовавшись паузой в монологе матери. — В Качу.
Мать замерла, прижав ладонь к груди и ошарашенно хлопнула глазами. Отец хмыкнул.
— Как уезжаешь? — спросила мать, подавшись ко мне на встречу. — Ты же говорил, что осенью только…
— Наградили досрочным зачислением. За ту посадку в ноябре.
Мать прикрыла рот ладошкой, посмотрела на отца. Она хотела сказать что-то ещё, но в этот момент в дверь позвонили. Мы с отцом переглянулись и одновременно встали и вышли из кухни.
— Кто там? — спросил отец, когда мы подошли к входной двери.
— Здравствуйте, Василий Игнатович, — раздался из-за двери приглушённый взволнованный голос Вани. — А Серёгу можно? Дело есть, серьёзное.
Отец обернулся ко мне, вопросительно вздёрнув бровь. Я пожал плечами и пошёл открывать дверь.
Глава 9
Я вышел на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь. Ваня стоял, прижавшись спиной к перилам, в расстёгнутой телогрейке. Лицо его, обычно румяное, сейчас было землистым, как цементная плита.
— Привет, Ваня, — сказал я, протягивая ему руку.
— Здорово, Гром, — ответил на рукопожатие он.
— Ну, что там у тебя за дело? — спросил я и вопросительно посмотрел
Ваня замялся. Стоял, переминаясь с ноги на ногу, будто не понимал с чего начать разговор. Я вздохнул. Видимо, разговор не из лёгких будет.
— Пойдём, отойдём подальше, — кивнул я на лестницу.
Ваня, как мне показалось, облегчённо выдохнул, словно ему дали отсрочку на плахе. На площадке второго этажа я остановился у заиндевевшего окна, обернулся к Ване:
— Рассказывай, что у тебя случилось.
— Тут такое дело, Гром… Не знаю с чего начать, — сказал Ваня и принялся ходить туда-сюда.
Я прислонился плечом к холодной стене, наблюдая, как он наматывает круги по лестничной площадке.
— Короче, — махнул рукой Ваня, остановившись, и посмотрел на меня. — Когда я ещё со шпаной ходил… Познакомился с одними типами. Не местные. Из Воронежа, слыхал про таких?
Я молча пожал плечами, мол, откуда мне знать.
— Ну да, откуда тебе знать о таких, — сказал Ваня, будто мысли мои прочёл. В общем, общались мы с ними, туда-сюда. Нормальные мужики… как мне думалось тогда. Свойские, понимаешь?
Я кивнул, мол, ага.
— Потом они пропали. А я и думать о них забыл. Ну были и были, мало их таких, что ли?
Я снова промолчал, давая Ване возможность высказаться. Он нервно провёл ладонью по лицу, словно стирая невидимую грязь, и продолжил:
— А сегодня они приперлись ко мне домой. Стоят в дверях, улыбаются, как Гитлер на пороге Брестской крепости. Говорят: «Вань, нужна помощь. Нужно обнести одного фартового».
Ваня вдруг плюхнулся на ступеньки, растопырив колени.
— Я им: «Ребята, я ж завязал! В техникум поступил, комсомолец!». А они… — Он зажмурился, воспроизводя сцену в памяти. — Старший, тот что со шрамом через бровь, достаёт фотку отца и говорит: «Либо помогаешь, либо батю твоего порешаем».
Я нахмурился. Это уже серьёзно. Об отце Вани я вообще впервые слышал, он о нём не распространялся. Поэтому я спросил:
— А отец твой где?
— Отец… — голос Вани треснул. Он резко поднялся, заломив руки за спину. — В тюрьме он, Серёга. Из-за меня.
Я присвистнул.
— Я как-то по-дурости наломал дров. Спёр то, что не нужно было, — Ваня сглотнул, будто в горле застрял ком. — В тот раз… Мать заболела, денег не хватало, ну я и… Спер телевизор у директора завода. Думал, продам, чтоб матери на лечение хватило. Отец тогда узнал… Взял топор, разбил окно того директора и сказал ментам, что это он вынес. В общем, взял на себя вину, чтобы меня дурака уберечь от кривой дорожки… — Ваня горько усмехнулся и покачал головой.
— Понятно, — сказал я. — В милицию сходить не пробовал? — спросил я, но уже и сам знал ответ на свой вопрос.