Космонавт. Том 2
Шрифт:
Я притормозил на пороге, впитывая детали. Здесь я был впервые, поэтому с любопытством обозревал внутреннее убранство, пожалуй, одного из самых известных зданий на Лубянке. Просторный вестибюль с мраморным полом, на котором тускло отражались лампы под зелёными абажурами и стены с гипсовыми барельефами Дзержинского, чьи пустые глазницы будто следили за каждым шагом. Слева, у стойки дежурного, офицер в форме листал журнал «Пограничник», изредка бросая на нас взгляды, острые как штык.
— Не задерживайтесь, — бросил капитан Ершов,
Мы с Крутовым переглянулись и двинулись по коридору, где ковровая дорожка глушила шаги, а стены, окрашенные в грязно-жёлтый цвет, сменили барельефы на портреты в рамках. Вокруг пахло махоркой, лакированным деревом и страхом, въевшимся в штукатурку.
На втором этаже Крутов запнулся, заметив бюст Ленина с отбитым носом. Вероятно, это была реликвия ещё с революционных времён. Его брови дёрнулись вверх, когда мы стали подниматься на третий этаж.
«Значит, всё точно пошло не по „сценарию“, — подумал я, глядя на удивлённое выражение лица Крутова. — Уж майор должен лучше знать, как действует контора, чем попаданец из будущего».
Лестница, ведущая на третий этаж, скрипела под ногами. Сам коридор третьего этажа был освещён хуже, а стены выкрашены масляной краской цвета хаки. Двери по обе стороны коридоры были все одинаковые с табличками «Отдел „А“», «Секретариат», «Архив № 3» и сливались в монотонный ряд. Лишь в конце, у окна с решёткой, выделялась массивная дубовая дверь с табличкой из латуни: «Генерал-полковник Зуев В. Е. Председатель Комитета Государственной Безопасности при Совете Министров СССР»
— Здесь, — капитан Ершов остановился у дубовой и постучал трижды. Ритм был похож на азбуку Морзе: точка-тире-точка.
Из-за двери донёсся голос, похожий на скрип несмазанной телеги:
— Войдите!
Кабинет оказался просторным, но мрачным. На стене красовался портрет Ленина в овальной раме, ниже висела карта СССР с флажками у закрытых городов. У окна, затянутого тюлем, стоял стол из карельской берёзы. Справа расположился сейф с кодовым замком, слева стоял диван в чехле, на котором, кажется, никто никогда не сидел.
Генерал-полковник Зуев поднял голову и его лицо, изрытое оспинами, напомнило мне лунный ландшафт. На кителе у него я разглядел три ордена Ленина и звезду Героя.
— Садитесь, — произнёс он, указывая на стулья перед столом.
Капитан Ершов остался стоять у двери, сложив руки за спиной. Крутов опустился на стул, чуть левее от генерал-полковника, поправив воротник, я же сел прямо напротив Зуева, поймав его колючий взгляд.
На столе, рядом с чёрным телефоном ВЧ-связи, я увидел папку. Присмотрелся и понял, что это было ничто иное, как моё личное дело. На обложке папки красовалась фотография, сделанная в аэроклубе: я в лётном шлеме, смотрящий куда-то за кадр.
«Хм. Снимали тайком, — мелькнуло в голове. — А ничего… Даже не моргнул».
Возле пепельницы из каслинского литья лежал потёртый портсигар с выцветшей надписью
— Товарищ Громов, — начал Зуев, разминая пальцы и переходя сразу к делу. — Седьмого ноября произошёл инцидент, у которого были бы весьма трагичные последствия, если бы не ваши действия. По документам вы герой. По рассказам — тоже. Но у нас имеются вопросы, — он потянулся к папке, и я заметил шрам на его запястье — ровный, как от сабли.
«Опять двадцать пять», — подумал я и приготовился снова отвечать на вопросы из серии: Как вы связаны с Морозовым и почему у него было найдено ваше фото?
Генерал-полковник Зуев выудил из папки два снимка, положил их на стол и придвинул ко мне. На первом снимке я увидел знакомый чёрный автомобиль, припаркованная у нашего дома. Эту машину я частенько видел то во дворе, то возле аэроклуба. На втором снимке был запечатлён мужчина в кепке. Лицо скрыто тенью от козырька, но силуэт узнаваем: широкие плечи, сутулая спина. Этот тип маячил тоже частенько маячил возле нашего двора.
— Знакомы? — постучал генерал-полковник ногтем по фото, оставляя царапину на нём.
Я кивнул.
— Думал, это товарищ капитан за мной присматривает, — махнул я головой в сторону Ершова. — Или его коллеги.
В углу кабинета раздалось фырканье. Серый, скрестив руки, проговорил ледяным тоном:
— Если бы я вёл наружку, вы бы даже мухи на стене не заметили.
«Ага, трижды „не заметил“, — едва сдержал я усмешку. — В прошлый вторник ты три квартала шёл за мной в гражданском, переодеваясь в брезентовый плащ у гастронома…»
Зуев приподнял бровь, глядя на Серого, а потом повернулся ко мне и продолжил:
— Этот человек, — он снова постучал по фото, — Синичкин Владимир Ефремович. Бывший техник аэродрома в Монино. Был уволен в 1955 году после пьяной драки с офицером. После пропал и появился только сейчас.
Крутов нахмурился, в его взгляде пробежала тень узнавания.
— А вот машина, — Зуев провёл пальцем по второму фото, — принадлежит не нам. Её хозяин — некто Морозов. Да-да, тот самый, — проговорил Зуев, увидев реакцию Павла Алексеевича.
В кабинете повисла тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Я посмотрел на Зуева и спросил:
— Значит, следили за мной, чтобы что?
Генерал хмыкнул, доставая из папки справку с грифом «Совершенно секретно»:
— Седьмого ноября они планировали не просто аварию. Если бы вы не посадили самолёт, он бы рухнул на трибуну с Леонидом Ильичом и иностранными гостями.
Крутов побледнел, будто его облили известкой, осознавая, что могло произойти. Я тоже прикинул масштаб затеи диверсантов и её последствия. Тем временем Зуев потянулся к папке с золотым тиснением «Президиум ВС СССР» и достал оттуда два листа.