Космонавт. Том 2
Шрифт:
— Да иди ты, Громов, — рассмеялся Андрей и швырнул в меня подушкой. На этот раз попал, но расплата наступила мгновенно — потревоженная нога дала о себе знать, и Кольцов, охнув, откинулся на спинку кровати. Медсестра принялась ворчать, приговаривая: «Как дети малые, право слово. А ещё лётчиками зовутся…»
Дальше я не слушал, взялся за ручку двери и потянул на себя, но на пороге столкнулся с Натальей — она несла в палату Андрея стакан с компотом. Её синие глаза стрельнули в меня лукавой искоркой, а на губах заиграла лёгкая улыбка.
— Вечер добрый, — кивнул я, придерживая
За спиной раздался возмущённый возглас Андрея, а Наталья, сдерживая смех, пролепетала:
— Постараюсь, курсант.
Обернувшись, я подмигнул Андрею — тот сиял, как прожектор на аэродроме. В ответ он показал мне кулак, но улыбка сгладила весь фальшивый гнев.
На следующий день, надев парадный китель с новенькими петлицами и начищенные до блеска ботинки, я явился к кабинету майора Ковалёва ровно в десять ноль-ноль. Адъютант, проверив мои документы, велел ждать вызова. Через неплотно прикрытую дверь доносились обрывки фраз: «…полётные листы за февраль нужно утвердить до…». В сказанное я не вслушивался, прокручивая в голове заготовленные ответы на возможные вопросы.
Когда очередь дошла до меня, я вошёл, и с первого же слова командира понял, что моя подготовка не была лишней.
— Курсант, вы осознаёте, что увольнительные на период учёбы выдаются только по исключительным причинам? — майор листал мой рапорт, сверяясь с графиком. — Четырнадцатого вы участвуете в соревнования между курсами.
— Так точно! Но согласно расписанию, соревнования завершатся к трём дня. Я уточнял, старт в десять утра, награждение в четырнадцать тридцать. Готов отработать возможные часы дополнительными дежурствами.
Командир поднял глаза, оценивая мою выправку. Молчание длилось ровно столько, сколько требовалось по уставу для принятия решения. Синий штамп с резолюцией «Разрешить» поставил точку в этом диалоге. Оставалось лишь в шесть вечера десятого марта получить подписанный бланк увольнительной у дежурного по училищу. Но это уже была простая формальность.
— Учти, — погрозил пальцем майор, — это аванс. Чтоб первым прибежал.
— Есть первым прибежать, товарищ майор! — отчеканил я.
— Можете быть свободны, курсант, — проговорил Ковалёв, слегка улыбнувшись.
Дверь кабинета захлопнулась за мной с глухим стуком, но чувство лёгкости от удавшегося разговора с майором мгновенно испарилось, едва я спустился на первый этаж. В полумраке коридора, у подножия лестницы, чётко вырисовывался знакомый силуэт в серой шинели с краповыми петлицами.
Капитан Ершов стоял, изучая стенд с фотографиями отличников боевой подготовки, и будто случайно повернул голову ровно в тот момент, когда моя нога коснулась последней ступени. Мазнув по мне безразличным взглядом, он отвернулся.
«Так, — подумал я, проходя мимо капитана и делая вид, что мы не знакомы. — А он, что здесь забыл?»
Глава 18
В Каче расписание — закон. Между визитом к командиру батальона и специальной подготовкой к соревнованиям у меня была пара по истории
К моменту моего прихода, аудитория уже была забита курсантами, вокруг слышался равномерный тихий гул, словно кто-то палку в улей сунул, потревожив покой пчёл. Когда вошёл лектор — майор в отставке с пронзительным голосом — в аудитории воцарилась мёртвая тишина. Лекция началась.
Тема сегодня была суховатая: «Решения XXII съезда КПСС и их значение для укрепления обороноспособности страны». Лектор сыпал цитатами из Программы партии. Я вчитывался в учебник и конспект, стараясь вычленить главное, но мысли то и дело возвращались к холодному взгляду Ершова и к предстоящей встрече с Катей.
«Сосредоточься, Громов! — приказал я себе. — Сначала — лекции, потом — тренировка, а затем обдумаешь всё хорошенько. В свободное время.».
Минут сорок спустя, с тяжелой головой, набитой партийными постулатами, я шагал к спортивному залу. Время поджимало. Переодевшись в тренировочный костюм с эмблемой училища и намертво зашнуровав кеды, я ввалился в бурлящий котлом помещение как раз к началу тренировки. Тяжелый дух пота, вперемешку с запахом резины и пыли, повис в воздухе почти осязаемо.
Нас, бегунов на средние дистанции, уже собирал инструктор по физподготовке — капитан Гаджиев. Человеком он был легендарным: мастер спорта по стайерскому бегу, он весь был словно выкован из стали — приземистый, крепкий, без грамма лишнего веса. Обветренное лицо с резкими скулами и сеткой морщин у глаз хранило отпечаток тысяч километров, пройденных по дорожкам стадионов. Но главным его оружием был голос — низкий бас, способный перекрыть даже гул реактивных двигателей.
— Громов! Границу опоздания не перешел, но на галстуке! — рявкнул он, и его острый взгляд выхватил меня из толпы. — В строй! Разминка началась!
— Есть, товарищ капитан! — Я встал в шеренгу, тут же включаясь в ритм наклонов и махов под его громкий счет.
Общая разминка под началом капитана Гаджиева была тотальной. Минимум пятнадцать минут он отвёл на подготовку связок и мышц. Он ходил между нами, поправляя, подбадривая или… приземляя на грешную землю:
— Ниже, Ванечкин! До пола дотянись, не до колен! Шире амплитуду! Дыши, Петров, дыши глубже, животом! Забыл, как легкие работают? Колено выше, Мамедов! Ты не утку на пруду гонишь, ты бегать собрался! Корпус держать! Шире плечи! Запомните: правильная разминка — броня от травм и фундамент результата! Пренебрег — считай, подвел себя и товарищей!
Затем нас разделили по видам. Бегуны на средние дистанции, к которым я и относился (5 км — это как раз наш профиль), сгрудились вокруг Гаджиева.
— Так, соколы! — капитан щелкнул крышкой своего верного секундомера. — Сегодня у нас интервальная работа на выносливость и скорость. Пять километров — не спринт, но и не марафон. Нужно уметь распределить силы, держать темп и иметь запас для финишного рывка. Суть помните?
— Так точно! — хором ответили мы.
Он окинул нас скептическим взглядом и, снова щёлкнув крышкой, произнёс: