Космонавт. Том 2
Шрифт:
— Наташенька… — вздохнул Кольцов, словно молитву прошептал. — диво, как хороша.
Девушка прошла мимо, не повернув головы, оставив за собой едва уловимый шлейф духов. Курсанты застыли, словно под гипнозом, пока она не скрылась за дверью санчасти.
— Знакомая? — спросил я, оборачиваясь к Кольцову и вопросительно приподнимая бровь.
— Наталью Михайловну здесь все знают, — Кольцов ткнул лопатой в сугроб, будто вымещая досаду. — Но курсанты прозвали её Снежной королевой.
— Характер ледяной? — предположил я, вспомнив десяток подобных историй
— Ты попал в точку. — Он фыркнул, с силой отбрасывая снег. — В прошлом месяце Петров из второго взвода пытался подарить ей ветку мимозы — три дня в наряде оттрубил за самоволку. А она даже взглядом не удостоила ни Петрова, ни мимозу.
— Может, у неё жених есть, — пожал я плечами, ловя краем глаза, как в окне санчасти мелькнул белый рукав. — А вы тут со своими ухаживаниями…
— Жених? — Кольцов горько рассмеялся. — Да она с парнями разговаривает только через стетоскоп! Поговаривают, — парень подошёл ко мне вплотную и перешёл на шёпот, — старшина Глухов как-то раз пригласил её в театр. Так она ему лекцию про санитарные нормы в общественных местах прочла ну и отказала само собой.
Я засмеялся, представив хмурого старшину, краснеющего под строгим взглядом молодой девушки. В окне санчасти шевельнулась штора — на секунду мне показалось, что за ней промелькнул силуэт медсестры.
Кольцов, отбросив лопатой очередную порцию снега, вдруг остановился с глуповатой улыбкой. Вскинув инструмент перед собой, он притопнул и закружился в танце, прижимая черенок лопаты к груди как партнёршу.
— А снег идёт, а снег идёт, и всё вокруг чего-то ждёт… — фальшиво затянул он, делая пируэт и чуть не свалившись в сугроб. — Под этот снег, под тихий снег, хочу сказать при всех…
Я фыркнул, откидывая лопатой снег:
— Тебе, Андрей, место не в небе, а на сцене МХАТа. Ну или хотя бы в местном кружке самодеятельности.
Но Кольцов не слушал, он продолжал кружить в обнимку с лопатой и улыбаясь напевать:
— Мой самый главный человек, взгляни со мной на этот снег…
Внезапно его танец резко прервался — парень застыл, уставившись на окно санчасти. По щекам, красным от мороза, поползли алые пятна.
— Ладно, романтик, — хлопнул я Кольцова по плечу, — давай закончим, а то старшина отправит в наряд. Будешь в столовой плясать с картошкой.
Схватив лопату, Кольцов яростно вонзил железо в наст и стал яростно откидывать снег, поглядывая на окно санчасти.
Обернувшись, я увидел причину смущения парня. У окна стояла Наталья, скрестив руки на груди. Её брови были сведены в строгую черту, но в уголках губ дрожала едва заметная улыбка. Я ухмыльнулся, подмигнул ей и, кивнув на Кольцова, изобразил одобрительный жест.
Девушка фыркнула и, вскинув подбородок с королевским презрением, резко развернулась. Белый халат вспорхнул за ней, как крыло чайки.
— Эх, разбил ты сердце нашей Мельпомены, — хохотнул я, всаживая лопату в сугроб.
Кольцов лишь глухо застонал, с удвоенной
— Обед. Марш в столовую.
Мы с облегчением отставили лопаты и с удовольствием потянулись. Морозный воздух уже не щипал щёки, а приятно покалывал разгорячённую работой кожу.
По дороге в столовую Андрей вдруг пробурчал в воротник:
— А ведь она улыбнулась…
— Кому? Лопате? — не удержался я.
Он швырнул в меня снежком, но в глазах снова плясал озорной огонёк. Санчасть осталась позади, но когда я обернулся, заметил в окне движение — будто кто-то отодвинул занавеску, чтобы проводить нас взглядом.
Дни в Качинском училище текли размеренно, подчиняясь строгому распорядку. Каждое утро начиналось с зычного голоса дежурного по училищу, который ровно в шесть часов объявлял: «Курсанты, подъём!» Заспанные лица появлялись в окнах казармы, а через десять минут весь личный состав уже стоял на плацу, чеканя шаг во время утреннего построения.
После завтрака нас ждали теоретические занятия в учебных корпусах. Мы погружались в сложный мир авиационной техники, изучали устройство и принципы работы самолётов, разбирали тонкости навигации и законы аэродинамики. На тактических занятиях разбирали боевые приёмы и стратегии, а на практических — оттачивали навыки обращения со стрелковым оружием.
Практические занятия проходили на аэродроме в районе Бекетовки. Мы отрабатывали пилотирование на учебно-тренировочных самолётах, выполняли фигуры высшего пилотажа, тренировались в групповых полётах и учились действовать в строю. Особое внимание уделялось отработке взлётов и посадок в различных условиях, а также изучению способов предотвращения аварийных ситуаций.
Дежурства были неотъемлемой частью нашей жизни. Мы несли службу по училищу, контролируя порядок, дежурили по аэродрому, обеспечивая безопасность полётов, помогали в организации питания в столовой и обслуживали технику в парке. Каждая такая смена превращалась в маленькое испытание на прочность.
Полёты занимали особое место в нашей подготовке. Мы тренировались на учебных самолётах, выполняли фигуры пилотажа, отрабатывали взлёты и посадки, учились действовать в группе и осваивали ночное пилотирование. В воздухе время текло иначе, каждый манёвр требовал полной концентрации, а каждая посадка становилась маленьким триумфом.
Будни были насыщены до предела. Мы учились самоорганизации и планированию времени, осваивали командную работу и взаимовыручку, учились принимать решения в стрессовых ситуациях и держать удар. Каждый день приносил новые испытания: сложные полёты в непогоду, экстремальные ситуации на земле, тяжёлые наряды на дежурствах, сложные зачёты и экзамены.
Зима тянулась своим чередом: размеренные дни, заполненные учёбой, тренировками и полётами, без происшествий и ярких событий. Пока в конце февраля не случилось событие, которое стало спусковым крючком для очередного крутого виража в моей жизни.