Космонавт

Дамиров Рафаэль

— Я дал слово, товарищ майор, — ответил я. — А я слов на ветер не бросаю.

Крутов пристально посмотрел на меня, и в его глазах я заметил тот самый огонек — почти отеческая гордость за своего курсанта.

— После лекций зайди ко мне, — сказал он коротко. — Обсудим твоё досрочное завершение обучения.

— Есть!

Крутов кивнул и направился к ангару, а я пошел в раздевалку. Руки еще дрожали от напряжения, в ушах стоял гул мотора, хотя самолет уже заглушили.

В раздевалке было прохладно и пусто — все курсанты

были на занятиях. Я снял летный комбинезон, оставшись в прилипшей к спине тельняшке, и потянулся к ручке шкафчика…

— Громов!

Голос за спиной заставил меня обернуться. В дверях стояла Катя. Она выглядела так, будто только что пробежала стометровку — щеки горели, грудь вздымалась, пилотка слегка сбилась набок, открывая выбившиеся из-под нее пряди волос. Глаза ее блестели, а пальцы нервно перебирали край форменного кителя.

— Ты… — начала она и вдруг замолчала, закусив нижнюю губу. Глаза ее блестели, будто наворачивались слезы.

Катя сделала шаг, потом еще один, а затем вдруг бросилась ко мне. Я едва удержал равновесие, когда она буквально запрыгнула мне на грудь, обвив руками шею.

— Напугал, — прошептала она прямо в ухо, и голос ее дрогнул. — Я так волновалась…

Я обнял ее, чувствуя, как мелкая дрожь бежит по ее спине. Пахло от неё духами — что-то легкое, цветочное, и еще ветром, будто она действительно стояла на лётном поле и ждала.

— Зачем переживала? — я осторожно отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо. — Все хорошо же. Я самолет знаю, как себя. Что со мной будет?

Катя не ответила. Она смотрела на меня. В этот момент она была невероятно красивая и трогательная: вся взъерошенная, с выбившимися из-под пилотки прядями волос, с лицом, еще не остывшим от волнения.

Мы стояли так несколько секунд, просто глядя друг на друга. Потом я наклонился и поцеловал ее.

Катя ответила сразу — горячо, крепко прижимаясь ко мне. Ее пальцы вцепились мне в тельняшку, будто она боялась, что я снова куда-то улечу.

— Громов, — выдохнула она, когда мы наконец разъединились. — Я же видела, как ты эту «горку» делал. Сердце так в пятки и ушло.

Я рассмеялся и поправил ей прядь волос, заправив ее за ухо.

— Повезло.

Катя фыркнула, но в глазах читались восхищение, облегчение и гордость.

— Ладно, лётчик, — она сделала шаг назад, поправила форму. — Мы на лекцию опоздаем. А я… Мне надо на занятия, вот.

Она повернулась и почти выбежала из раздевалки, оставив меня стоять с улыбкой на лице. Я покачал головой и потянулся за учебной формой.

День прошёл своим чередом. После полёта были занятия по авиационной медицине, где нам показывали, как правильно дышать при перегрузках, чтобы не потерять сознание в вираже. Последней парой была штурманская подготовка: мы чертили маршруты на картах, рассчитывали снос ветра, а преподаватель, капитан Зуев, ворчал:

— Если ошибётесь на бумаге — заблудитесь в небе.

К вечеру,

когда занятия закончились, я направился к кабинету Крутова. Дверь была приоткрыта. Я постучал и, услышав короткое: «Войдите!», расправил плечи и переступил порог.

За столом сидел не только сам Крутов, но и его заместитель по лётной подготовке майор Синицын — высокий, сухопарый, со шрамом от ожога на щеке (последствие аварии на Ил-2 в 43-м, как нам говорили). У окна курил Смирнов, стряхивая пепел в жестяную банку из-под зеленого горошка.

— Громов, заходи, — кивнул Крутов. — Садись.

Я занял стул, держа спину прямо.

— Ну что, — начал Синицын, перебирая бумаги на столе, — о твоих успехах мы наслышаны, курсант. Желание сдать экзамены досрочно, отличные оценки, сегодняшний полёт… Всё это хорошо. Но досрочное завершение обучения — дело серьёзное. Так просто его не оформляют.

— Так точно, товарищ майор, — чётко ответил я.

— Ты понимаешь, что для этого нужно? — спросил Крутов.

— Предполагаю, товарищ майор. Дополнительные проверки, зачёт по всем дисциплинам, возможно, экзаменационная комиссия.

— Верно, — Синицын достал папку с моим личным делом. — Начнём с того, что тебя ждёт проверка не только по лётной подготовке, но и по теоретическим дисциплинам. И не только у нас.

— Как это, товарищ майор?

— Тебя направят в горком ДОСААФ, — пояснил Крутов. — Там комиссия проверит твою политическую подготовку, знание устава, общую эрудицию. Без их одобрения даже с отличными оценками досрочно не выпустят.

Я кивнул. Всё логично — в Союзе без идеологической проверки никуда.

— Кроме того, — добавил Смирнов, выпуская дым в окно, — тебе нужно будет выполнить контрольный полёт не только перед нами, но и перед представителем областного авиационного управления. Они должны убедиться, что ты действительно готов.

— Я готов, — твёрдо сказал я.

Крутов усмехнулся:

— Вижу. Но одного твоего слова мало.

Синицын, не поднимая глаз от журнала учёта полётов, снова заговорил:

— По приказу начальника центральной аттестационной комиссии СССР номер 217, минимальный налёт для допуска к экзаменам — сорок два часа. — Он провёл пальцем по ведомости. — У тебя же на пятое октября — ровно ноль часов.

Крутов достал из сейфа и разложил на столе учебный план:

ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ ГРАФИК ПОДГОТОВКИ

курсанта Громова С. В.

(утверждён 05.10.1964)

Теоретическая подготовка (4 недели):

06.10–10.10: Основы аэродинамики (40 часов)

13.10–17.10: Конструкция Як-18 (36 часов)

20.10–24.10: Авиационное оборудование (32 часов)