Ковбои и индейцы
Шрифт:
— Что такого особенного есть в Лондоне? — спросила Марион. — Прачечные самообслуживания на каждом углу. — Она засмеялась. — Ты замечал, Эдди Вираго? Прачечные и таксопарки.
Эдди сказал, что не замечал этого, но она, конечно, права.
— Вот движущая сила всей этой свалки, — сказал он, — чистое белье и места, куда можно пойти.
Они сидели на стене и целовались с новой, неведомой ранее нежностью. Эдди коснулся щеки Марион, а она погладила его бритую голову и поцеловала в уголок губ. Эдди задержал ее руку в своей. Где-то рядом на лету трещали сороки.
Они долго сидели так — молча,
— Я так и думала, — вздохнула Марион.
Он не испытывал к ней большой и серьезной любви и прямо сказал ей об этом. Вот и замечательно, ответила она. Он сказал, что даже не знает смысла слова «любовь» и что «быть влюбленным» — просто смешные слова. Только слова. Она согласилась. Это все химические процессы, сказала она, вроде магнетизма и прочего. Она видела документальный фильм на втором канале Би-би-си.
Он совсем недавно пережил действительно тяжелый роман, сказал Эдди, и не хочет новой боли, по крайней мере сейчас, а лучше вообще никогда. Просто не хочет снова рисковать. Не хочет подставляться.
Марион сказала, что с ней происходит то же самое. Эдди удивился. Ему в голову не приходило, что Марион могла любить еще кого-то. Конечно, она наверняка любила, но Эдди об этом не задумывался. И сейчас был просто ошеломлен. Вероятно, потому, что она никогда не упоминала никаких имен.
Марион сказала, что хочет до конца прояснить ситуацию. Понять, есть ли смысл в их отношениях. Будут ли они вместе или нет.
Давненько Эдди не слышал этого выражения. Быть вместе. В колледже ты «состоял в близких отношениях» или «встречался» с кем-то. У Дженнифер это называлось «хороводиться». А у Дина Боба — «делать зверя о двух спинах».
Быть вместе. Звучит как-то по-детски. Он вспомнил, что слышал это от своего отца: «Когда мы с твоей матерью решили быть вместе, мужчины еще уважали женщин». Эдди вспомнил, какое у него было тогда лицо: детски счастливое, после его таким почти никогда не видели.
— Посмотрим, что у нас получится, — сказал Эдди. — Я не хочу зарекаться, понимаешь?
Марион сказала, что речь не о любви до гроба, просто она хочет понять свою ситуацию. Эдди закатал рукав.
— Чего ты хочешь? — спросил он. — Расписки кровью?
Она посмотрела на его руку, будто видела ее впервые. Неловко потрогала, тихонько встряхнула, как неживой предмет. Долго разглядывала следы от зубов чокнутой собаки, сохранившиеся с того первого утра их знакомства. Потом улыбнулась.
— А что? Можно и так, — наконец сказала она.
Потом они спустились вниз, разделись и легли в постель. Комната остыла. На коже Марион виднелся розовый след от резинки колготок. Они лежали обнявшись и молчали. И Эдди жалел, что не сменил простыни.
Вскоре после этого «Жрицы меда» собрались на первую репетицию в комнате Клинта, в Хайгейте. Жуткое дело. Сначала Брайан никак не мог запихнуть в такси свои причиндалы. Потом они потратили черт знает сколько времени, пытаясь эти причиндалы собрать. Кончилось тем, что Брайан прицепил струну поверх кофейного столика и лупил по ней, а Клинт
После битых пяти часов тяжкого труда они кое-как одолели полный вариант «Мэдисон-блюза» Элмора Джеймса, единственной песни, знакомой им всем, — по словам Клинта, никто, ну совершенно никто не способен ее испоганить, даже «Стокмаркет» и «Уотерман». Эдди понял, что поработать придется много и долго. Дома он сказал Марион, что все прошло блестяще.
— Конечно, есть некоторые проблемы, — признал он, — но это естественно, вначале всегда так. В любом деле.
Марион улыбнулась, думая, что он иронизирует.
Следующие несколько недель прошли необычайно интересно и весело. Они часами говорили, узнавая все возможное друг о друге; слишком поздно ложились, слишком много пили, еще больше занимались любовью — словом, делали все, что делают люди в чужом городе, когда им некуда податься и они против воли влюбляются друг в друга. Они даже не догадывались, что впоследствии каждый из них будет вспоминать это время как что-то нереальное, как наваждение или сон, с той странной и смутной иронией, с какой перебирают свои воспоминания любовники, когда ничего уже не исправишь.
Иногда Марион ходила в местный ирландский паб «Гордость Эрина» повидаться с друзьями. Эдди побывал там с нею только один раз. Друзья Марион действовали ему на нервы. Все они были мастера посплетничать, все родом из Донегола, как и сама Марион, и в «Гордости» царила еще более ирландская атмосфера, чем в любом из пабов Ирландии, в которых Эдди успел побывать. В «Гордости» было столько же ирландского, сколько американского в Диснейленде. Эдди это ужасно раздражало, и после первого же вечера он сказал, что больше туда не пойдет. Марион совершенно искренне не возражала. Она даже приветствовала такое решение, по крайней мере так она говорила.
В ночь Гая Фокса [27] они пешком прогулялись до Южного берега, чтобы посмотреть на фейерверк. Рука об руку шли по Чаринг-Кросскому мосту, как настоящая влюбленная пара из песни. Над рекой клубился едкий дым, в небе расцветали разноцветные огни, издалека доносились глухие раскаты выстрелов. Эдди не очень любил фейерверки. В реальной жизни они никогда не бывают во все небо, как на телеэкране.
В обшарпанном баре «Национального дома кино» они пили бакарди и здорово захмелели, и Марион сказала, что Гай Фокс — единственный в истории человек, который правильно относился к британскому парламенту.
27
Гай Фокс возглавил так называемый Пороховой заговор (1605 г.), попытку взорвать английский парламент, за что был казнен. День разоблачения заговора празднуется до сих пор.