Ковчег для Кареглазки
Шрифт:
Перед нами вынырнул патруль, и я едва не наложил в штаны — это были те самые носатый Жорик с курчавым Пушкиным. Мы с Жорой на мгновение встретились взглядами, однозначно, он узнал меня, и растерянно приостановился… а затем увидел Крылову. На его лице проскочила сложная палитра чувств, но уже буквально через пару секунд он снова зашагал — с невозмутимым холодным выражением, при этом, больше ни разу не взглянув на меня. Словно мы никогда раньше не виделись. Словно я вообще — пустое место. С превеликим удовольствием и облегчением я поступил так же.
Не знаю, что было в голове у Жоры, и что он подумал, увидев меня вместе с женой Босса. Но признаюсь, старшина сделал просто идеальный выбор — и для себя, и для меня. Навсегда забыть все. Отречься. Словно никогда ничего не было.
Дальше Елена Ивановна молчала, а я тоже на время утратил дар красноречия, и так, в принципе, мы и добрели до ее домика. Внезапно Цербер залаял, завилял хвостом и помчался вперед. Заросли дикого винограда, оплетающие крыльцо, зашевелились, и оттуда с диким хохотом выскочила девочка. Она обхватила псину и завизжала, как сирена: «Пуся! Пусичка!».
Мы были рядом, и малявка — на вид лет пять, а внешность — общая для всех спиногрызов, прям не отличить, что объясняется, видать, их слишком маленькими рожицами — подняла глаза на нас.
— Мама! Ты Пусю пйивела! — взгляд девочки остановился на мне, и ее лицо приняло недоверчивое выражение.
Признаюсь, она тоже мне не понравилась. Дети вообще не вызывали у меня никаких чувств, как и собаки, как и остальные животные. Поверьте, никаких эмоций — пока я с ними не сталкиваюсь. А вот когда они рядом, мешают моей жизни, разрушают комфорт, отягощают досуг — ненавижу!
«Пуся», — вот как она назвала моего адского зверя. Я бы, наверное, в другой ситуации отвесил бы мелюзге пинок, да так, чтоб она отлетела в одну сторону, а ее Свинка Пепа — в другую. Но дармоедка была дочерью Кареглазки. Викрам гнойный!
Я пошарил по карманам, но не было ничего, что можно было бы подарить мелкому чудовищу. Подарки — ключ к сердцу любого существа, вспомните взаимовыгодное сотрудничество европейцев и аборигенов Нового Света. Только листок, который остался после написания сценария. Быстро, пока Крылова обнималась с ребенком, а Цербер скакал вокруг, я смастерил поделку и протянул девочке под нос. Она сначала скривилась, а затем спросила, что это.
— Самолет, настоящий самолет. Только маленький, как и ты, — ответил я максимально дружелюбно, запихав презрение поглубже внутрь. — Смотри!
Я запустил самолетик, и он пролетел метра три удивительно хорошо. Малявка улыбнулась, засмеялась, пролепетала «спасибо» и побежала за бумажкой. Елена Ивановна удивилась.
— Я не думала, что ты любишь детей, — сказала она, поглядывая, как дочь запускает самолет.
— Ты многого обо мне не знаешь. Я — один позитив, — она улыбнулась, и я понял, что поступил так, как нужно.
На самом деле я едва не спошлил, типа «люблю детей, и люблю их делать». Хорошо, что сдержался.
И я пошел к себе. Да, кстати, для меня с Цербером подобрали жилье, и это было замечательно — еще немного, и я сжег бы к епеням всю эту казарму вместе с толстопузым онанистом. А так, теперь у меня был свой маленький, но уютный вагончик. Достался от Налеткина, погибшего в Межнике. Все, что ни происходит — к лучшему.
****
Нижний тоннель был холодным и сырым. Гермес-Афродита продрог, но терпеливо ждал. Наконец, скрипнула дубовая дверь и показался Тринадцатый.
Апостол Аваддон был рослым, атлетичным мужчиной. Поговаривали, что ему под девяносто, но Гермес не дал бы ему больше пятидесяти — он еще помнил людей такого возраста. Даже в преклонных годах Пастырь пастырей был красив, короткие русые волосы не имели и следа седины, пронзительные голубые глаза были наполнены добротой, что контрастировало с его деятельностью — защитой Апокалипсиса.
Естественно, апостол Аваддон не руководил Синдикатом от самого начала — и сам титул, и власть ему соответствующая, были переходящими. Аваддон был уже пятым Тринадцатым апостолом, направляющим богобратьев на выполнение задач Божьего промысла. Но — именно на его каденцию пришелся Апокалипсис. Великий человек…
Рука Тринадцатого опустилась на плечо синдика, заставив вздрогнуть.
— Я думаю, что тебе нелегко далось это превращение, — заметил апостол. — Покойный Стикс принял неожиданное решение, несомненно правильное, но я все же шокирован, как и все. Конечно, страшно такое пережить… Тебе нравится новое имя — Афродита?
— Насчет страшного, — Гермес скривился. — После операции мне устроили Нисхождение. Обряд не был завершен, но я чувствую, что со мной что-то не так. Я вижу странные видения, и во мне как будто что-то есть. Что со мной?
Он сам удивился, что сказал это. Проклятье, балаболка — как баба! Но ему требовалось больше узнать о сорвавшемся ритуале. А кроме апостола, это вряд ли кто смог бы объяснить.
— Что? Инкарнация?! — Тринадцатый изменился в лице и вовлек его внутрь комнаты, из которой только что вышел. — Кто так решил?
— Я знаю, что Буревестник настаивал. И Стикс уступил.
— Старейшина Захария в последнее время меня удивляет, — расстроился апостол. — Инкарнация заменяет сознание. Синдикат делает такое редко, только в случае острой необходимости. У тебя было помутнение? Ты сошел с ума? Иногда это проводится с людьми, чей разум повредился.
Смена пола, и почти сразу же — инкарнация. Слишко странно. Тринадцатый не скрывал потрясения. Удивительно — Гермес ожидал познакомиться с хладнокровным убийцей, руководившим реализацией Божьего плана, а увидел сердобольного эмоционального интеллигента.