Ковчег для Кареглазки

Наседкин Евгений

— Дерьмо! — выругался старейшина, пристроившись у шкафа и тяжело дыша. — А теперь вы немедленно расскажете, что происходит. Что вы творите? Зачем убили Антонова? У вас нет полномочий работать здесь!

Афродита взглянула на него с плохо скрываемой ненавистью.

— А как ты сам думаешь? Зачем мы здесь?

— Я не собираюсь угадывать! Я — приор, и вы сейчас же все расскажете. И уберетесь нахрен! — его трясло от ярости.

Брюнетка многозначительно посмотрела на Томаса и встала, смывая в умывальнике руки, испачканные в косметике.

— Мы пришли

кое за чем.

— Идиоты, вы хотите все испортить? Ковчега здесь нет, — Крез немного отдышался от быстрого подъема по ступенькам.

— Мы уже поняли, — Афродита невозмутимо вытирала руки, мимолетно взглянув на черную сумку, в которой находилось содержимое кейса.

— Так что за тупость? Кто вас прислал? — не унимался Буревестник. — Хватит здесь гадить! Убирайтесь!

— Нас прислал Тринадцатый, поэтому пока что мы останемся. Тем более, что мы пришли не только за Ковчегом, — сообщила девушка, подойдя к капельнице.

Она набросила Крезу на шею пластиковый шнур от капельницы, и стала душить. Томас схватил подушку, и тоже пытался перекрыть воздух ученому. Но Буревестник, несмотря на почтенный возраст, оказался довольно крепким. Они несколько минут барахтались на полу, пока старик вдруг не продемонстрировал открывшееся второе дыхание — с удивительной ловкостью он освободился от удавки и разбил голову негра ударом о стену. Тяжело дыша, они встали напротив друг друга, как вздыбленные мартовские кошки. Глаза приора горели ядовитым изумрудным светом.

— ВНЕМЛИ ГЛАСУ ЕГО, Афродита! Здесь — АБРАКС, твой Суровый Бог и Добрый Господин — который сотворил тебя такой, как ты есть. Ты нужна ему, невеста! ОСТАНОВИСЬ! — заговорил Буревестник ровным голосом. — Желание мести погубит твою немощную душу…

Голос завораживал, вливаясь в разум жидким пламенем, и Томас испуганно присел на койку.

— Так ты хочешь и мою душу?! — Дита смачно сплюнула кровь от выбитого зуба.

Она рывком что-то схватила с тумбы и прыгнула на святого отца, но тот уверенно выставил блок. Тогда брюнетка прыгнула на тумбу, перевернулась в воздухе, и оказалась возле старейшины с совсем другой стороны. Назвавшийся Богом молниеносно повернулся, но не успел — и острие карандаша вонзилось в шею, прямо под кадык.

Буревестник захрипел, кровь хлестнула из горла, и он присел на корточки, зажав шею руками. Девица уже заходила сверху, в ее руках был стеклянный осколок.

— Твой Бог проклинает тебя, мерзкое отродье Ахамот! — выкрикнул приор, испустив из шеи новую струю крови, и выскочил в коридор.

Афродита бежала за ним, но он закрылся в ординаторской. Еще минут пять он слышал, как она пыталась вскрыть дверь, выбивая ее огнетушителем, а потом все стихло. На самом деле, он не знал, что произошло, ушла брюнетка или нет — так как в глазах потемнело, и он отключился. Словно, раз — и свет погас.

****

Того, во что все выльется, Гермес однозначно не ожидал. Ни Абракса, ни реальности Сурового Бога… ни увиденного потом.

Когда свет погас, он обрадовался — наконец начался спланированный им хаос. Осталось добить приора, и убраться

восвояси. Однако возникла неожиданная помеха — его голову пронзили молнии, и он свалился в конвульсиях.

…теперь он был Ахамот — веселой, жизнерадостной дочерью Первоотца. На ее плечах — роскошные золотые волосы, на загорелом лице сияют яркие зеленые глаза. Она — олицетворение Белого Света — энергии созидательного всемогущества, легкости и жизнерадостности.

— Ты думаешь, Бри, что я не смогу? — вызывающе говорит она своему брату Абраксу, который является ее противоположностью. — Я знаю, как отец создавал офиан, и я могу сделать лучше!

Абракс совсем молод, и также некрасив, как и через миллионы лет. Большой, просто огромный нос покрывает чуть ли не половину лица, и отнимает треть всей головы. Из-за этого, а также из-за волос, выросших в форме петушиного гребня, его голова вовсе выглядит приплюснутой. Он горбится из-за неуверенности в себе, он гадкий и нелюбимый — и ему это хорошо известно. Его свет Зеленый — это энергия рассудительности, рефлексии и развития. И — ревнивой зависти.

Принц насупил огромные торчащие брови — ему никогда не нравилась самоуверенность сестры. А хуже всего было то, что она действительно очень сильна. Хотя, здесь она перегибала — повторить чудо Первоотца невозможно. А тем более, превзойти.

Весь Апейрон был осведомлен о ветрености принцессы, и многие уже не удивлялись. Наоборот, многие восхищались ею. Именно она достойна стать преемницей Первоотца — говорили эоны. Она станет Первоматерью, когда Верховный жрец уйдет на покой. Вот только Абракс не был согласен — ведь это он должен наследовать! Его сила также велика, хотя ему, конечно, не доставало азарта. И некоторые фокусы сестрица делала талантливее. Да — возможно, она и была сильнее. А самое главное — отец любил ее больше.

Это угнетало Абракса, хотя он старался не подавать виду. Ахамот — будущая царица? Ну, и чудесно. Я ведь останусь принцем, это тоже хорошо, и этого никто не отберет. Зависть? О чем вы говорите? Ахамот красивее? Она просто похожа на отца. А я — другой. У меня внешность матери — небольшой рост, слабые мышцы (да кому они нужны — атавизм Начала Времен), кривые зубы с большими клыками. И такие же зеленые глаза, как у отца и сестры — хотя другие жители Апейрона считали их пугающими. Зашить бы их… и остальным зашить. Все равно, все они в той или иной мере владеют телепатией и телекинезом.

— Да, твой брат уверен, что ты не сможешь, — наморщив низкий лоб, процедил Абракс, часто говорящий о себе в третьем лице. — Силенок не хватит. Отец — и то делает такие вещи вместе с другими эонами, и обязательно — с Армогеном. А ты… — он ухмыльнулся. — А самое главное — нельзя и пытаться. Ни воспользоваться Армогеном в одиночку, ни, тем более, сотворить новую жизнь.

Привлекательное лицо Ахамот побагровело от гнева.

— Но ты ведь сам знаешь, что я могу! Ты же все видел!

— Фокусы. Иллюзии, — невозмутимо ответил брат. — Никто не совладает с Эфиром в одиночку…