Красавица и Ректор: расколдовать любой ценой

Солейн Анна

Ректор Стортон снова зевнул и поерзал, приваливаясь спиной к спинке кровати. Мое сердце колотилось так громко, что мне казалось — он обязан меня слышать. Прозвучал еще один зевок.

— Простите, Танг. Вторую ночь не сплю и это… — не договорив, он зевнул.

Я молчала, отчаянно боясь себя выдать. Ректор Стортон еще что-то говорил о русалках, о том, что они не должны существовать, а у меня в ушах шумело от страха. Спустя некоторое время он, кажется, уснул, а потом я, наверное, уснула тоже.

Мне снились русалки, море, веревки на запястьях, а потом тяжелая

лапа накрыла мой живот, и сны стали спокойными и безмятежными, как будто состоящими из облаков.

В какой-то момент тишину спальни разрезало тяжелое утробное мурчание, и огромная лапа прижала меня теснее к мощному телу.

Сил на то, чтобы сопротивляться, я в себе не нашла.

* * *

Мне кажется, ночью я чувствовала, как кто-то гладит меня по голове, но проснулась я совершенно одна. Оглядела пустую комнату, провела ладонью по примятой постели рядом с собой, дотронулась до нескольких светлых шерстинок и зажмурилась от яркого солнечного света, льющегося из окна.

Как же мне было стыдно за вчерашнее!

Но зрение хотя бы осталось со мной. Я ощупала лицо — кажется, оно тоже было совершенно целым. Рядом на подушке лежало несколько бинтов — видимо, я сбросила их во сне.

Я думала о том, мог ли ректор что-то понять обо мне, учитывая, что я чуть не проболталась о своем самом страшном секрете, когда в дверь постучали.

— Уннер, вы одеты? Я могу войти? — раздался голос ректора Стортона.

Я вскочила и быстро запахнула платье: несколько верхних пуговиц было расстегнуто, должно быть, там кожа тоже была обожжена, и Дрангур наложил туда повязки. На грудь. Ох. Я надеюсь, ректор Стортон при этом не присутствовал!

— Войдите!

Увидев обычного, дневного ректора Стортона, не монстра, а человека, я покраснела. Он уже был одет в преподавательскую мантию, волосы были короткими и аккуратно причесанными. На его фоне я, лохматая с утра, в мятом сером платье, купленом на ярмарке, казалась, наверное, замарашкой. Впрочем, в этом не было ничего необычного.

— Адептка Танг… — начал ректор Стортон, но я его перебила.

— Я должна попросить прощения. За вчерашнее. Мне очень жаль, что я взорвала чайник и… за то, что было ночью.

Я удушливо покраснела. Ректор Стортон молчал, а я все никак не могла заставить себя посмотреть на него. Сейчас он опять начнет язвить и…

— Боюсь, это я должен просить прощения, Уннер. Я уже говорил, что бываю невыносим и, кажется, все даже хуже, чем я мог предположить. Впредь я постараюсь вести себя с вами так, как вы того заслуживаете.

Что?

Я вскинула на него взгляд и тут же отвернулась. Мне не понравилось то, как он на меня посмотрел. Вернее, понравилось, и от этого было только хуже. Я знала такие взгляды: тяжелые, как будто немного пьяные, завороженные. У ректора Стортона, когда он так на меня посмотрел, глаза стали напоминать грозовое море, опасное и красивое. Я знала, чего хотят мужчины, которые так смотрят. Меня это пугало.

Вспомнилась тяжелая лапа, которая обнимала меня ночью, как будто приснившееся прикосновение к волосам.

Нет. Нельзя об этом думать.

И допускать такого тоже больше нельзя.

— Разрешите, я вас осмотрю? — спросил ректор Стортон удивительно мягко, я вздрогнула.

— Что именно вы хотите осмотреть? — огрызнулась я, шагая назад — Разве вы и так не видите того, что вам нужно?

Я ждала рычания и грозного: «Что вы о себе возомнили, Танг?!» Но ректор Стортон откашлялся.

— Вы правы. Приводите себя в порядок, я жду внизу.

Он вышел, и только после этого я решилась перевести дыхание.

Нужно скорее найти способ его расколдовать. Любой ценой. Иначе… я не хотела знать, чем это может обернуться.

Дни потекли за днями. Каждый вечер я поднималась тайком в кабинет ректора Стортона, и мы несколько часов проводили вместе в библиотеке его поместья. Иногда я возвращалась в академию, иногда, если долго сидела над книгами, оставалась в Стортон-холле.

Ирма отчаялась выпытать у меня, где я провожу вечера и ночи, только предупредила:

— Унни, облачко мое, будь осторожнее! О тебе ходят слухи…

— Обо мне всегда ходили слухи, Ирма, — отрезала я. — Если ты больше не хочешь со мной дружить…

— Ну что ты такое говоришь! Я же твой друг, просто… Он на тебе не женится, Унни.

— Я знаю, — буркнула я, не уточнив даже, кого она имела в виду, Томаса Морвеля, который в последнее время стал удивительно безразличным ко мне, или Ходжа, который не давал проходу.

— Ты часом не перепутала академию с борделем, Танг? — спросила однажды Лаура. — Шляешься непонятно где и непонятно с кем, вертишь хвостом перед каждым адептом мужского пола и даже перед преподавателями.

Я по-прежнему понятия не имела, как тонко и хлестко на такое отвечать, потому говорила только:

— Все вопросы к ректору Стортону.

— Потаскуха!

Не успела я ответить, как вперед выступила Ирма. Она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:

— Ты ужасная! Шныряешь вокруг Унни, разнюхиваешь, да ты… Я хотела быть похожей на тебя, а сейчас понимаю — пускай я не такая утонченная и совсем не красивая, но… но тобой быть намного хуже, вот!

Красиво очерченный рот Лауры открылся, а Ирма остобенела. Я хихикнула. До сих пор я ни разу не слышала, чтобы она о ком-то говорила плохо или кому-то грубила. Честно говоря, я думала, что Ирме давно пора было… перестать быть такой хорошей.

— Как ощущения? — спросила я ее после того, как прозвучал сигнал начала занятия, и Лаура отошла к своему месту.

— Восхитительные, — зашептала Ирма. — Ты намного лучшее, никого не слушай! Она… она такие гадости о тебе говорит, как будто ночи ты проводишь в купальнях с мужчинами, а по вечерам… не скажу, что она про тебя и про ректора Стортона говорит. Змея ядовитая! Лживая! Я-то знаю, что ты скромная и добрая. А это все вранье!

Я вздохнула. Ну не такая уж Лаура и лживая, если разобраться. Только в купальнях я разговаривала не с мужчинами, а с мужчиной, одним-единственным, призрачным. Удивительно интересный собеседник, от которого я узнавала много о магии, истории и географии этого мира.