Красная роса (сборник)
Шрифт:
— Эй вы, песни-думы школьные, эй вы, дни весенние неповторимые, молодость
быстротечная! Как радостно тебя встречать, как тяжело прощаться-провожать…
— Здравствуй, солнце! Добрый день, солнце! — приветствуют его на разных, но одинаково
звонких и одинаково певучих, одинаково прекрасных и любимейших языках.
И взлетает таким зачарованным утром песня, самая звонкая и самая любимая, на всех
языках и наречиях, но об общей для всех радости — песня о Родине. Сколько
известными и неизвестными композиторами, сколько их пелось-перепелось в жизни каждого! В
одной из них вопрос: что такое родина — и ответ на него. Еще вчера им, школьникам, казалось,
что этот ответ самый полный и самый яркий. Сегодня им кажется, и правильно кажется, что даже
самая лучшая песня не может исчерпывающе ответить на простейший вопрос: откуда начинается
и где кончается наша Родина?
Родина наша! Как ты широка и бескрайна! Когда на суровом Сахалине выпускники первыми
встречают солнце, их побратимы на Балтике и Черном море еще только выслушивают от своих
учителей прощальные напутствия и советы, получают самые популярные документы
человеческой зрелости — школьные аттестаты.
Родина наша! Какая же ты красивая, какая многоцветная и какая приветливая! И
начинаешься ты для каждого из нас от порога родной школы, от своей улицы, вблизи которой
живут и дышат могучей грудью наш завод, наше поле, где протекает незаметно арычок-речушка
или величественно катят волны Волга-матушка или Амур-батюшка, где Днепр-Славута влагой
питает степи, а Енисей-богатырь прорывает горы, где тихий Дунай соединяет воедино
славянские народы, где Сырдарья с Амударьей воскрешают мертвые пески пустыни. Но не всем
выпадает судьба жить возле морей-океанов, возле великанов-рек. Есть на просторах нашей
неисходимой Родины тысячи и тысячи рек меньших, речушек совсем-совсем крохотных, таких,
как, скажем, Таль, речушка-реченька, которой не нашлось места ни на одной из школьных карт,
которая не обозначена на картах республики и даже области, так как слишком уж она
коротенькая реченька, будто человек обычный, ничем не выдающийся, которого мало кто знает,
кроме родных и близких, но без которого нет нашего общества, нет Родины…
А тем временем солнце идет вверх и вверх, встает во всем своем величии над горизонтом, от
души здоровается со вчерашней школьной братией, а Москва тем временем разносит над
безграничьем полей и лесов, рек, морей и океанов слова самой величественной песни нашей
державы — гимна, уясняя каждому, какой является наша Родина, напоминая, что начинается в
нашей жизни еще один прекрасный трудовой день.
Вчерашние школьники неумело
в последний раз расходятся, и, может быть, расходятся на всю жизнь. Романтика… Романтика,
выжимающая из глаз сентиментальную слезу.
Инок останавливается возле лифта, протягивает руку к кнопке и замирает. Не решается
нажать. Это же такая рань, она никогда в такое время не возвращалась домой, не беспокоила
родных поздним звонком. Не будет она беспокоить лифт, она и пешком взберется на пятый.
Наобещали им столько будущего счастья, много пожеланий было высказано под конец, а как оно
все будет?
Инок… Так ее называли в школе. Вообще-то имен имела достаточно. Подрастала девочка —
менялась незаметно, как-то незаметно менялось и ее имя. Еще года не было, как, повторяя за
бабушкой свое заимствованное у добрых людей имя Инесса, она сводила его к простому — «Но».
Это так понравилось, что не только бабушка, по и мама долго еще называли ее этим
односложным именем. А когда подросла, пошла в ясельки, воспитательницы нарекли ее по-
своему — Инуля. После того как девочка привычное «Но» расширила до двусложного «Несе»,
прозвали ее Несей. И уж только в школе выкристаллизовалось уменьшительное Инок, хотя
официально в журнале теперь стояло полнозначное — Инесса. Ей лично этот «Инок» нравился,
она принципиально не откликалась ни на «Но», ни на «Несе», и они скоро были забыты.
Родители тоже привыкли к этому, даже не задумываясь над тем, что оно означало теперь, в наше
время, так как не только школьники, но даже и взрослые не подозревали, что в давние времена
это слово имело совершенно другой смысл.
В ее модерновой сумочке лежал аттестат зрелости. С сегодняшнего дня — прощай, детское
имечко, прощай, детство. Может быть, еще дома под хорошее настроение назовут по-старому,
может быть, при случайной встрече кто-нибудь из одноклассников радостно выкрикнет любимое
имя лучших дней ее жизни, но официально — будьте любезны! — она Инесса. Инесса Ивановна…
Останавливается перед знакомой дверью. Над головой мигает ночное светило —
сорокаваттная лампочка в побеленной известью металлической сетке, прозванная ею
«арестантской», а в окно косячком рассеивает нежные лучи светило дневное.
Прошла одна ночь, а столько изменилось в мире. Из Инка она стала Инессой, в сумочке
появился такой важный документ, что в совокупности с удостоверением о приобретенной
специальности стенографистки-машинистки дает ей право чувствовать себя вполне независимым