Красные дни. Роман-хроника в двух книгах. Книга вторая
Шрифт:
6. Морозовский ревком зарезал 67 человек. Причем это проделывалось с такою жестокостью и бесчеловечностью, что отказываешься верить факту существования таких людей-зверей. Людей хватали ночью, приводили в сарай и здесь пьяные изощрялись в том, кто ловчее рубит шашкою или ударит кинжалом. Всех зарезанных нашли под полом этого же сарая. Жрецов социализма впоследствии для успокоения возмущенной народной совести расстреляли...
7. По пути 8-й армии трибуналами «во благо социальной революции» расстреляно более 8000 человек.
8. Реквизированные золотые и серебряные вещи присвоены, причем дележ происходил на глазах отступающего от кадетских банд населения (хутор Березовский Усть-Медведицкой станицы).
О
Вот кто — контрреволюционеры!..
Невозможно, не хватит времени и бумаги, Владимир Ильич, чтобы описать ужасы «коммунистического строительства» на Дону. Да, пожалуй, в крестьянских губерниях это строительство не лучше.
«Коммуна — зло». Таково понятие там, где прошли коммунисты. Потому-то много «внутренних банд», много дезертиров. Но дезертиры ли это? Большая часть крестьян судит о Советской власти по ее исполнителям. И можно ли удивиться тому, что крестьяне идут против этой власти, и ошибаются ли они, со своей точки зрения? Нужно ли удивляться восстанию на Дону?
Нужно удивляться долготерпению русского народа.
Некто Д. Варов в № 136 газеты «Правда» в статье «На Дону» касается событий в ст. Вешенской, боясь, видимо, обидеть коммунистов. События эти для него приняли только «неутешительный вид», а восставшие против насилия и гнета казаки переименованы в «белогвардейски настроенных». Вид невинно расстрелянного казака за свой же овес и ячмень или вид зарезанных людей, совершенно верно, вид «неутешительный»... А другой советский корреспондент, некто А. В., все зверства насилия и ужасы вылил в общей фразе: «Не всегда тактичные действия представителей власти».
Подленькая душа писак самодержавия перешла в души писак Советской власти. Слуги освобожденного слова в лакейской ливрее народу не нужны.
Может быть, Владимир Ильич, Вы спросите меня, по какому праву я это позволяю Вам писать? Не могу согласиться, не могу допустить, чтобы на все эти ужасы Вы смотрели бы поверхностно, и чтобы это делалось с Вашего одобрения. Не могу дальше молчать, нет сил выносить народные страдания во имя чего-то абстрактного, отдаленного.
Даже в области социальности коммунистический произвол начинает давать себя чувствовать. И когда меня стараются уверить, что коммунизм дело доброй воли, я верить теперь отказываюсь. Вот пример: перед нами приговор полевого суда при гарнизоне ст. Усть-Медведицкой от 5 октября 1918 года, по делу фельдшера Багрова, обвиняемого в публичной агитации в своем хуторе Горбатов большевизма и мироновских порядков, в порицании войскового правительства и бывшего атамана Каледина, занимался шпионажем в пользу Миронова... К каторжным работам сроком на пять лет с лишением всех прав состояния и последствиями по ст. 23 — 220 Улож. о наказ.
Этот каторжник, освобожденный из тюрьмы нами, обратился впоследствии, как фельдшер, к комиссару с просьбой об определении на службу по своей специальности, но сей «коммунистический муж» спросил его: «Вы коммунист?» «Нет», — ответил тот. «Тогда и места нет!..» И теперь, когда читаешь написанными жирно буквами обращение коммунистов от имени рабочих («Саранская правда» № 65 от 27 июля): «Товарищи крестьяне, мы, рабочие, не хотим вами командовать, мы помогаем вам и ждем от вас помощи», — то чувствуешь, какой ложью это дышит. Достаточно этот же газетный лист перевернуть, чтобы на следующей странице прочитать «Постановление Саранской Чрезвычайной Комиссии» о том, что гр. Синчук за нападки на сотрудника Чрезвычкома и публичное поношение коммунистов подвергнут тюремному заключению сроком на один месяц, а гр. города Саранска Грама — на такой же срок «за публичное поношение советских работников».
Выходит, что никакой критики не позволяем! «Стоять смирно, и,
Вот тут и поверь председателю ВЦИК тов. Калинину, когда он говорит крестьянам: «Никакого давления и насилия со стороны партийных товарищей и со стороны правительства Советской республики на крестьян не должно быть. Мы несем крестьянам коммунистическое учение, но вместе с тем мы сами должны у этих крестьян учиться». О том, что коммунисты именно командуют и кричат везде «Смирно!», говорит нам и одно из постановлений призываемых на военную службу села Анны Воронежской губернии: «Слушали: О свободе слова на волостном съезде. Постановили: Слово свободы задушено местной властью».
О причинах последних неудач на Юге некто Беляков-Горский в «Известиях», № 131 — 132, пишет: «Боевой опыт не только настоящей, но и вообще всех войн показывает, какая тесная связь должна установиться между фронтом и тылом, прежде чем боевые операции станут планомерными в своем развитии...» К сожалению, такого знания тыла у политических руководителей Южного фронта не оказалось... В результате развернулись картины ужасающей путаницы и произвола отдельных личностей... Наскоро сколоченные волостные и окружные ревкомы своих функций не знали, на казачество смотрели глазами усмирителей...
Растерявшееся казачество разводило руками, ахало, удивлялось и в конце концов пришло к такому выводу, что «коммуния» дело неподходящее, ибо коммунисты «дюже свирепы».
А если бы гр. Беляков-Горский спросил Реввоенсовет Республики или Троцкого: «А что, не подавал ли чего-нибудь Миронов в марте месяце?» То ответили бы ему: «Давал...»
На моем докладе член РВС Республики Аралов написал такую резолюцию: «Всецело присоединяюсь к политическим соображениям и считаю их справедливыми». Да, только один т. Аралов присоединился, только он один оказался дальновидным, но по пословице «один в поле не воин» оказался бессильным проявить свое влияние на благоприятное завершение борьбы на Дону, на благо рабочих и крестьян, на благо исстрадавшегося, обманутого казачества.
Вместо политической мудрости, вместо политического такта, вместо искреннего стремления к прекращению братского кровопролития пришлось в марте прочитать заметку в газетах: «Новые губернии». По вопросу об определении границ Царицынской губернии и о выделении Ростовской губернии подтверждается предыдущее постановление. Делалось именно то, на что указывал генерал Краснов в своих приказах и воззваниях, зажигая пожар на Дону в апреле 1918 года, и то, что казалось провокацией в устах красновских банд. Уничтожение казачества стало неопровержимым фактом... Кому это нужно — не секрет, стоит только быть внимательным к тому, что проделывают над казачьим населением, а вместе с ним заодно и с русским народом.
Может быть, Владимир Ильич, Вы скажете, что я увлекаюсь; нет, зверские приказы по экспедиционному корпусу отдавались. Достаточно Вам их потребовать и убедиться. Это ли не пример истребления?
Есть на Дону хутор Сетраков Мигулинской станицы; хутор большой. Когда-то он служил местом лагерных сборов для казаков, которые устраивались ежегодно при самодержавии. В этом хуторе восставшие казаки Казанской и Мигулинской станиц захватили красного коменданта и с ним тридцать красноармейцев и хотели их расстрелять. Казаки х. Сетракова вступились всем хутором и отстояли красноармейцев. Восставшие казаки удалились. В это время в хутор пришел Богучарский полк из эксвойск и, собрав под видом «на митинг» до 500 казаков, начал избиение. Пока сообщили спасенному ими коменданту и пока он прискакал с возгласом: «Стой! Стой! Что вы делаете?! Этот хутор наш, советский, они меня спасли и людей!» — и потребовал остановиться, то услышал в ответ: «Нам до этого дела нет, мы исполняем приказ». Из 500 безоружных и мирных казаков коменданту удалось спасти только 100, а 400 полегли...