Красные дни. Роман-хроника в двух книгах. Книга вторая
Шрифт:
Вот ответ на тему «Кто такие контрреволюционеры»...
В телеграмме к Вам, Владимир Ильич, я молил изменить политику, сделать революционную уступку, чтобы ослабить страдание народа и этим шагом привлечь народные массы на сторону Советской власти.
...Насильственно построенную коммуну ждет участь коммуны Парагвая. Но тогда зачем же такая жестокость и к казакам, и к русскому крестьянству, истребляющим друг друга по своей слепоте? Не пора ли закончить и с опытом коммунистического строительства, чтобы русскому народу не остаться при разбитом корыте? Мы видим, что прямолинейность почти погубила дело.
Мне остается ответить на одиннадцатую тему: что такое социализм и как должно жить человечество... Или, скорее, не ответить, а сказать, ЧТО я ответил на митинге 25 июля с. г. в селе Пособе Саранского уезда, чтобы Вы и партия не сказали, что я контрреволюционер,
Я смотрю с точки зрения беспартийного. Социальная революция — это переход власти из рук одного класса в руки другого класса. До революции была в руках царя, помещика, генерала, капиталиста, в руках буржуазии, а теперь она перешла в руки рабочих, в руки крестьян. За это теперь идет борьба. Вместе с властью в руки трудящихся перешла земля, фабрики, заводы, железные дороги, капиталы и все средства производства, какие были в руках капитала орудием угнетения трудящихся масс. Вот этот-то переход всех средств производства к народу и называется их социализацией. Лично я борюсь пока за социализацию средств производства, то есть за закрепление этих средств производства за трудящимися массами, за рабочим и трудовым крестьянством. Лично я убежден, и в этом мое коренное расхождение с коммунистами, что пока мы не закрепим этих средств производства за собою, мы не можем приступать к строительству социальной жизни на новых началах. Это укрепление я называю фундаментом, на котором я должен быть построен социальный строй коммуны.
Фундамента мы еще не построили. Отсюда моя «контрреволюция», нами же по злому умыслу питаемая...
Борьба с контрреволюцией еще в полном разгаре, а уже бросились строить дом (коммуну). Постройка наша похожа на ту постройку, о которой Христос сказал, что подули : ветры, раздули песок, сваи-столбы упали, и дом рухнул. Он рухнул потому, что не было фундамента, а были лишь подведены столбы. Да, Владимир Ильич, трудно особенно теперь к отвечать народным массам, когда они разочарованы в плотниках-коммунистах, когда из соседнего леса высматривает голова дезертира и, насторожив уши, жадно прислушивается: «Не тут ли истина, не здесь ли кроется спасение земли и воли, на которую посягает Колчак — Деникин?» И, чувствуя этот напряженный слух, чувствуя на себе жадные взгляды толпы, продолжаешь:
Человечество должно жить так, чтобы никакого насилия над человеком, который трудится, не было! Оно свободно должно работать хотя бы над тем, с чем застала его революция... Еще лучше, если мужику перепадет что-нибудь от революции и земли помещичьей. А в это время, пока идет борьба с контрреволюцией, борьба за средства производства, деревня наводняется газетами, брошюрами, книгами; идет усиленная работа по воспитанию человека, по воспитанию деревни. Один за другим сменяются лекторы, доказывая преимущества коммунистического строя. А там, неподалеку от деревни, на части бывшей помещичьей земли, опытный агроном руководит строительством коммунистического хозяйства бедняков, выделившихся для общей жизни, для общего труда, для общей радости и горя. Наконец приходит в деревню радостная весть «Колчак — Деникин разбиты, контрреволюция больше головы не поднимет», средства производства остались за массами. В деревню снова потянулись апостолы социализма и коммунизма (но только не современные коммунисты) и уже не с книжками, листовками и брошюрами, а с орудием производства, с машинами. Вот и к вам пришла машина, что зовется тракторной, пашет землю паром... «Ну, граждане, мы приехали на деле доказать то, что говорили на словах. Покажите нам, какой участок земли вы хотели запахать на будущий год?» Земля указана. Разъясняется крестьянам, сколько времени нужно, сколько людей, лошадей и т. д. нужно, чтобы поднять этот участок их силами по старому способу. «А вот мы, — продолжают коммунисты, — с одним техником, что правит машиною, да с двумя подручными от вас, вспашем землю за десять часов...» Через 10 часов слова претворены в дело, истина доказана, мужик сам увидел то, чему не верил. На будущую пахоту он уже сам будет искать машину. И так необходимо проделать со всеми видами обработки земли: боронованием, посевом, жатвой... Наконец сжатый хлеб обмолочен и ссыпан в амбары. Вы рассчитываете, что по числу едоков, на обсеменение и на непредвиденные обстоятельства нужно на год столько-то пудов... а столько-то пудов остается в излишке. Снова расчет — на мануфактуру, деготь, соль и т. п. предметы первой необходимости. А в это время на ваши сельские Советы, фабрики и заводы уже прислали расценку на все предметы потреблении... Вы получаете за хлеб нужные предметы и распределяете
Я сторонник того — не трогая крестьянина с его бытовым и религиозным укладом, не нарушая его привычек, увести его к лучшей и светлой жизни личным примером, показом, а не громкими трескучими фразами доморощенных коммунистов, на губах которых еще не обсохло молоко, большинство которых не может отличить пшеницы от ячменя, но с большим апломбом во время митингов поучает крестьянина ведению сельского хозяйства...
Я не хочу сказать, что все трудовое крестьянство оттолкнулось от Советской власти. Нет, в ее благо оно еще верит. Но измученное в напрасных поисках правды и справедливости, блуждая в сумерках, оно только обращается к вам, идейным советским работникам: «Не сулите нам журавля в небе, дайте синицу в руки».
А теперь, раскрыв свои задушевные мысли и взгляды, заявляю:
1. Я — беспартийный.
2. Буду до конца идти с партией большевиков — если она будет вести политику, которая не будет расходиться на словах и на деле, — как шел до сих пор.
3. Всякое вмешательство сомнительных коммунистов в боевую и воспитательную сферу командного состава считаю недопустимым.
4. Требую именем Революции и от лица измученного казачества прекратить политику его истребления. Отсюда раз и навсегда должна быть объявлена политика по отношению казачества, и все негодяи, что искусственно создавали возбуждение в населении с целью придирки для истребления, должны быть немедленно арестованы, преданы суду и за смерть невинных людей должны понести революционную кару.
Без определенной, открытой линии поведения к казачеству немыслимо строительство революции вообще. Русский народ, по словам Льва Толстого, в опролетаризации не нуждается. Социальная жизнь русского народа, к которому принадлежат и казаки, должна быть построена в соответствии с его историческими, бытовыми и религиозными мировоззрениями, а дальнейшее должно быть предоставлено времени.
...Я отказываюсь, принимать участие в таком строительстве, когда весь народ и все им нажитое растрачивается для цели отдаленного будущего, абстрактного. А разве современное человечество — не цель? Разве оно не хочет жить? Разве оно настолько лишено органов чувств, что ценой его страданий мы хотим построить счастье какому-то отдаленному человечеству?! Нет, опыты пора прекратить. Почти двухгодовой опыт народных страданий должен бы убедить коммунистов, что отрицание личности и человека — есть безумие.
5. Я борюсь с тем злом, какое чинят отдельные агенты власти, то есть за то, что высказано председателем ВЦИК т. Калининым буквально так: «Комиссаров, вносящих разруху и развал в деревню, мы будем самым решительным образом убирать, а крестьянам предложим избрать тех, кого они найдут нужным и полезным...»
Хотя, увы, жизнь показывает другое... Я знаю, что зло, которое я раскрываю, является для партии неприемлемым полностью, и Вы, по мере сил своих, тоже боретесь с ним. Но почему же все те люди, что стараются указать на зло и открыто борются с ним, преследуются вплоть до расстрела?
Возможно, что после этого письма и меня ждет та же участь, но смею заверить Вас, Владимир Ильич, что в лице моем подвергнется преследованиям не мой индивидуальный протест против разлившегося по лицу республики Зла, а протест коллективный, протест сотен тысяч и десятков миллионов людей...
6. Я не могу быть в силу своих давнишних революционных и социальных убеждений ни сторонником Деникина, ни Колчака, ни Петлюры, Григорьева и др. контрреволюционеров, но я с одинаковым отвращением смотрю и на насилия лжекоммунистов и... в силу этого не могу быть и их сторонником.
7. Всей душой страдая за трудовой народ и возможную утрату революционных завоеваний, чувствую, что могу оказать реальную помощь в критический момент борьбы при условии ясной и определенной политики по казачьему вопросу и при полном доверии ко мне и моим беспартийным, но жизненно здоровым взглядам. А заслуживаю ли я этого доверия — судите по этому письму.
Искренне уважающий Вас и преданный Вашим идеям,
комдонкор
Миронов [35]
35
ЦГАСА, ф. 1304, оп. 4. д. 40, л. 7-17.