Красный Вервольф 5

Фишер Саша

Как меня и научил Виктор Семенович, я постучал в окошко три раза и тут же направился к калитке, врезанной в глухой, высокий хотя и покривившийся забор. Возле нее пришлось потоптаться минут пять, покуда хозяин не соизволил отворить. Наконец, калитка открылась, я вошел во двор. Меня встретил мужик лет семидесяти, коренастый, седой. Пальцы его крепких мосластых рук были синими от татуировок. Сразу видно — сиделец с большим, видать, еще с дореволюционным стажем.

— Ну, чё надо? — неприветливо поинтересовался он.

— Меня Новиков к вам

прислал, — сказал я.

— Тады пошли! — пробурчал мастер и повел меня в свою хату.

Внутри, вопреки моим опасениям, оказалось чисто. Занимавшая большую часть избы русская печь сияла свежей побелкой. В красном углу — божница, с тлеющей лампадкой. Комод. Железная, аккуратно застеленная койка. Стол, лавка, сундуки. Этажерка с книжками и журналами. Даже пахло приятно — сушеными травами. А вот и они — на веревке, протянутой от вешалки у входа до печи, висели пучки сухих растений. Пол был застелен лоскутными половиками.

— Скидавай прохоря! — распорядился хозяин.

Я сразу учуял, что за всей этой простоватой внешностью и простонародно-воровским лексиконом кроется личность неординарная. Чем-то мне этот дедок напоминал Кузьму. И еще я почувствовал, что к такому спиной лучше не поворачиваться. Скинув башмаки, я вынул из кармана пальто бутылку и сало, и водрузил угощение на стол. И только тогда снял пальто. Мастер тем временем достал из небольшого шкафчика пару граненых стаканов, взял разделочную доску и нож. Я счел это приглашением и сел за стол.

Рассмотрев этикетку, хозяин хмыкнул, сорвал пробку, разлил по стаканам, ножом накромсал ломти сала. Ни слова не говоря, брякнул краем своего стакана о мой, выпил, потом схватил кусок сала, запихнул его в пасть, принялся жевать. Я тоже выпил. Взял самый тоненький кусок, да и от того отрезал половину. Закусив, мастер снова наполнил стаканы. Я не возражал. И только после третьего он убрал бутылку, вымыл руки под рукомойником и достал из-за иконы футляр с очками.

— Ну, показывай, что у тебя!

Тоже вымыв руки и тщательно вытерев их рушником, я вынул из кармана сложенный вчетверо лист письма. Хозяин взял оный и развернул. Читать не стал. Видать, текст его не интересовал совершенно.

— И чего тебе надобно?

— Мне нужно чтобы листок и, желательно, чернила выглядели так, как будто письмо написано в тысяча девятьсот тридцать девятом году.

— Всего-то?! — усмехнулся мастер. — Помял бы, на солнышке подержал пару деньков и вся недолга… Это ведь не кредитный билет и не вексель, а так — писулька частная… Ладно, ежели Семеныч тебя прислал, значит, надо… Я его еще по Нерчинску знаю, железный мужик, хоть и антилигент… Завтра к ночи приходи, ежели, патрулей не боишься.

— Спасибо, Кондрат Ильич, я приду.

— Ну тады ступай с Богом!

Признаться, логово старого уголовника я покинул с удовольствием. Сам не знаю — почему? Понятно, что не потому, что боялся. Хотя этот фальшивомонетчик или кто он там, запросто мог и по-мокрому сработать. Вопреки специализации и воровским

принципам. Нет, тут что-то другое. Страха в нем нет. Вот что! Многие, с кем мне приходится иметь дело, да и приходилось в прошлой жизни, всегда чего-то боятся. Не обязательно за себя. А этот, видать, уже свое отбоялся. И вот такие люди куда опаснее разных там штурмбанфюреров.

Выбравшись из трущоб, я схватил «лихача» и покатил в центр. Мне нужно было узнать новости. Рубин оказался на рабочем месте. Я подсел к нему и он, не поднимая глаз, принялся очищать мои «прохоря» от трущобной грязи. Делал это лжегрек особенно старательно и почему-то молча. Без обычных своих прибауток. Мне это его молчание не понравилось, но я его не дергал. Мало ли, может, он срисовал любителя совать нос в чужие дела. Точнее — не любителя, а — профессионала. Из СД.

Именующий себя Евдоксием, мне так ничего и не сказал за все время чистки и даже не посмотрел на меня. Ладно. Бросив ему в коробку горсть мелочи, я поднялся и потопал в сторону своей бывшей квартиры. Не оборачиваясь. Рубин догнал меня, когда я уже углубился во дворы, через которые всегда можно оторваться от слежки, буде такая случится. Услышав за спиной сопение, я и ухом не повел, продолжая путь. И только оказавшись в лабиринте из сараев и поленниц, я притормозил, чтобы дождаться своего связного.

— Что стряслось? — спросил его я, когда он отдышался.

— Да понимаешь, командир, — заговорил он, озираясь. — Эстонец один мне покоя не дает. Юло его кличут. Повадился сапоги у меня задарма чистить. Поставят свои вонючие сапожища на подставку и велит драить, да еще и приговаривает: «Чисти, житёнок, чисти! Если мне не понравица, я тепя в участок свету. И с тепя там шкуру спустят шомполами…». Хотел его, с*ку фашистскую подкараулить, но он в одиночку не ходит.

— Ясно, — кивнул я. — Из какого он участка?

— Из того, что у рынка.

— И как этот Юло выглядит?

— Тощий, длинный, белобрысый. Глиста такая, с виду соплей перешибешь, но жилистый.

— Ладно. Покажешь мне.

— Когда?

— Да сегодня же. После отбоя!

Рубин хохотнул. Понял, что отбоем я назвал комендантский час.

— Встретимся на рынке, командир, — сказал он.

— Договорились. Только на точку свою сегодня не возвращайся.

— Понял.

— Еще какие-нибудь новости есть?

— Наши лагерь в Подберезье разгромили. Двести человек освободили. Так что в отряде теперь пополнение.

— Вот это новость! Спасибо, дружище!

— Ну про эшелон ты, наверное, знаешь.

— Знаю.

— На этом — все!

«А Наташа как?» — хотелось спросить мне, но я промолчал.

— Когда уже настоящее дело, дядя Саша? — с тоской спросил Рубин.

— Ну вот сегодня твоего Юло с дружками ликвидируем. Уже дело. Полицаи больше бояться будут. А по поводу того, что я тогда вам говорил… Пока для силовых акций ситуация не созрела.

— Понял, командир!

— Молодец! Давай! До вечера!