Красный Вервольф 5
Шрифт:
— Это он! — шепнула мне горничная.
И потащила мне к нему.
— Евлампий Спиридоныч! — защебетала она. — Здравствуйте!
— Глафира Васильевна! — откликнулся он. — Здравствуйте-здравствуйте! Какими судьбами!
— Да вот, зашли попить чайку с… Ох, простите, забыла представить… Василий Порфирьевич Горчаков!
Я щелкнул каблуками и коротко, по-военному, кивнул. Старый гестаповец тоже встал, протянул руку.
— Трефилов! В каком полку служили?
— В пятом иностранном пехотном полку, сударь! — ответил я, пожимая ему руку.
— Это который в Тонкине?
—
— Ну садитесь! В ногах правды нет… — пробормотал русский гестаповец. — Половой! Водочки и икры паюсной русским офицерам! — И, понизив голос, добавил: — Которых черте куда забросила судьба-индейка.
Мы с Глашей уселись за стол. Вскоре половой принес требуемое. Горничная попросила чаю с пирожными. А мы с Трефиловым накатили по-маленькой. Закусили икрой. Понимая, что нам надо поговорить, Глафира Васильевна сделала вид, что ей срочно нужно припудрить носик и убежала в уборную. Гестаповец разлил водку по рюмкам. Поднял свою и подмигнул мне. Я сделал вид, что не понимаю, тогда он брякнул рюмахой о мою, осушил и, прежде чем закусить, проговорил:
— Ну что вы все молчите, Василий Порфирьевич! Думаете, я поверил, что вы с Глашенькой случайно заскочили в эту псевдорусскую забегаловку?.. Бросьте! У нас, с Аскольдом Юрьевичем, еще с парижских времен придуман такой пароль — если Глафира Васильевна сама приводит ко мне человека, значит, дело важное.
— Вы правы, Евлампий Спиридонович! — сказал я. — Важное. И — весьма.
— Говорите же!
— Вчера арестовали сотрудницу «Организацию Тодта» Марту Зунд.
— Знаю! — кивнул бывший лейб-гвардеец. — Блондинка, рост средний, возраст — тридцать лет. Подозревается в связи с большевистским подпольем.
— Ее надо вытащить!
— Из гестапо?! Вы с ума сошли!
— Возможно, но ее надо вытащить.
— Вы питаете к ней нежные чувства?
— Питаю.
— Сочувствую, но ведь сейчас война!
— Люди все время воюют, но это не значит, что они не хотят быть счастливы.
— Мне нравится ваша откровенность, молодой человек, — проговорил Трефилов. — Мы с Аскольдом таким же были, когда служили Отечеству, а не…
Он осекся. Я молча ждал продолжения. По лицу старого лейб-гвардейца было видно, что ему хочется мне помочь. Видать, были у него с нынешними хозяевами свои счеты.
— Ладно, постараюсь вам помочь, — наконец, заговорил он о том, что я хотел от него услышать. — Фройляйн Зунд сейчас находится не у нас, а в, так называемом, карантине. Это придумал Энгельмайер — начальник полиции и СД. Большой психолог. По его приказу подозреваемых не сразу отдают нашим костоломам. Сначала их держат в спецотделе в Крестах, под надзором гауптшарфюрера Каписта. И не просто держат, а демонстрируют пытки. Берут из концлагеря заключенных, благо материала хватает, и измываются над ними на глазах у арестованных, ломая, таким образом, психику последних. Энгельмайер называет это «экономией рабочего времени» своих палачей. Так вот. Сегодня ночью вашу возлюбленную должны будут привезти из Крестов в город. Освободить ее можно будет, только отбив у конвоя.
— Я беру это на себя! — сказал я. — Маршрут вам известен?
— Повезут
— В котором часу?
— Этого я не знаю. Обычно это делают после заката.
— Как я вас смогу отблагодарить, Евлампий Спиридоныч?
— Если попадете в наше учреждение, обо мне молчок!
— Это само собой! — ответил я и поднялся.
— Передавайте привет князю. Я к нему загляну на днях.
— Всенепременно, Евлампий Спиридоныч!
Митька вынырнул словно из-под земли. Я, понятно, заметил его немного раньше, чем он, наверняка, рассчитывал, но все равно — молодец. Значит вход в наш подземный штаб под присмотром. После разговора с Трефиловым, я сразу же двинул к погорелому бараку, где когда-то обреталась банда Шныря. Медлить было нельзя. По дороге от трактира я поразмыслил и решил, что засаду на грузовик нужно сделать в развалинах бывшей почтовой станции «Кресты», где некогда останавливались российские коронованные особы по пути за границу.
— Надо, Митяй, наших собрать, — сказал я пареньку. — Срочно! Есть дело.
— Рубин здесь, а за Кузьмой и Златой я сейчас сбегаю, — откликнулся он.
— Давай! Только, сам понимаешь, осторожно! Новый комендант полицаям хвосты накрутил, они теперь и к столбу цепляются.
— Все будет хорошо, командир!
И он шмыгнул со двора. А я полез в подземелье. Едва отодвинул фальшивую стенку, как сразу же наткнулся на ствол «Шмайсера».
— Это ты, командир! — выдохнул лжегрек, пропуская меня внутрь. — А я подумал, что кто-то чужой.
— Как же чужой сюда проберется? Там же Митяй на стреме!
— У нас с ним трехчасовая смена, и он только что заступил.
— Понятно. Я поскребся в неурочный час. Впрочем, Митьку я все равно отправил за Кузьмой и Златой.
— Неужто — дело?! — обрадовался Рубин.
— Да. Надо отбить у СД заключенных.
— Наконец-то!
— Ладно! Ты встречай наших, а я пока в штабе посижу, подумаю.
А подумать было над чем. Просто бросить в кузов гранату и изрешетить из автоматов охрану — нельзя. Можно задеть Марту и других арестованных, если ее будут перевозить не одну. Нет, тут нужно хитрее подойти. Охраны не должно остаться в кузове. Ее требуется как-то выманить. Да вот только как ее выманишь, если у сопровождающего заключенных офицера наверняка четкий приказ — не останавливаться ни при каких обстоятельствах. Нет, здесь нужен какой-то нестандартный ход.
Послышались шаги на ступеньках. Я обернулся. Злата! Даже в тусклом свете коптилки было видно, как же она красива. И невооруженному глазу заметно, что более менее спокойная жизнь с поручиком Серебряковым ей явно на пользу. Выходит, этот типус и впрямь ее любит. А она — его? Не все ли равно. Ей с Фимкой выбирать не приходится. Злата подошла ко мне, поцеловала в щеку. Этот вполне сестринский поцелуй был мне дороже сейчас страстных лобзаний любовницы.
— Как ты? — спросил я.
— У меня все хорошо, — ответила она. — Впервые — с июля сорок первого.