Крауч-Энд
Шрифт:
Впечатление было такое, что голова у меня весит с полтонны, не меньше.
— Клайд.
Я знал этот голос. Никогда в жизни его не слышал и тем не менее знал, как свой собственный. Одно только слово, и вес моей головы подскочил ровно до тонны.
— Убирайся отсюда, кто бы ты ни был, — выдавил я, не поднимая глаз. — Контора закрыта. — И что-то заставило меня добавить: — На ремонт.
— Неудачный день, Клайд?
Мне показалось, или в голосе и вправду было сочувствие? Может, и было, но от этого мне почему-то стало еще хуже. Я не знаю, кто этот урод, но я не нуждаюсь в его сочувствии. Мне что-то подсказывало, что его симпатия гораздо опаснее
— Нормальный день, — процедил я сквозь зубы, поддерживая руками свою больную тяжелую голову и упорно глядя на ватман, покрывавший крышку стола. В ее верхнем левом углу был телефон Мевис Вельд. Я перечитывал номер снова и снова: БЕверли 6—4214. Мне показалось, что это удачная мысль — зацепиться взглядом за ватман. Я не знал, кто этот человек, но одно знал точно: я не хочу его видеть. В этом — если больше ни в чем — я был уверен на сто процентов.
— По-моему, ты немного… неискренен, скажем так, — произнес голос с мягким укором, и в нем действительно было сочувствие; от этих слов мой желудок скрутило. Ощущение было такое, что внутри у меня судорожно сжался кулак, пропитанный кислотой. Посетитель уселся на стул, скрипнувший под его тяжестью.
— Я не совсем понял, что вы имели в виду, но ладно, спорить не буду, — выдавил я. — А теперь, когда мы пришли к соглашению, почему бы вам, уважаемый, не подняться со стула и не дернуть отсюда сейчас же? Сегодня мне хочется взять больничный, и я могу это сделать без всяких анализов, потому что я босс. Хорошо быть боссом?
— Вполне. Посмотри на меня, Клайд.
У меня все внутри сжалось, сердце, как говорится, пропустило один удар, но головы я не поднял. Я по-прежнему сидел, тупо глядя на БЕверли 6—4214, и даже поймал себя на интересной мысли. Я вдруг подумал, что Мевис Вельд мало и всех кругов ада. А когда я заговорил, мой голос был ровным и твердым. Я сам удивился такому спокойствию, но и преисполнился искренней благодарности.
— На самом деле я могу взять больничный на целый год. Поеду в Кармель, например. Буду сидеть на палубе с журнальчиком на коленях и смотреть, как в гавань прибывают большие корабли с Гавайев.
— Посмотри на меня.
Я нехотя поднял голову. Как будто меня что-то заставило. Он сидел прямо напротив, на том же самом стуле, где когда-то сидели и Мевис, и Ардис Макгилл, и Большой Том Хэтфилд. Даже Вернон Клейн однажды сидел тут, на этом стуле, когда принес фотографии своей дочки, одетой только в обкуренную блаженную улыбку и костюм Евы. И вот теперь там сидел и он. У него на лице все еще сохранился калифорнийский загар, и это лицо я уже видел раньше. В последний раз — меньше часа назад, когда я скреб его бритвой перед зеркалом в собственной ванной.
Выражение симпатии в его глазах — в моих глазах — повергло меня в состояние тихого шока. Я в жизни не видел таких страшных глаз. А когда он протянул мне руку — мою руку, — мне вдруг отчаянно захотелось развернуться в кресле, вскочить на ноги и бежать без оглядки прямо в окно. На седьмом этаже, между прочим. Может, я бы и поддался этому искушению, не будь я настольно растерян и потрясен. Да что потрясен?! Раздавлен… Я миллион раз читал это слово — любимое словечко авторов бульварного чтива, плохоньких детективов и слезливо-сопливых романов, — но что оно значит, прочувствовал только сейчас.
Внезапно в офисе потемнело. Утро было на редкость ясное,
Он поднял со стола мою вялую ладонь, пожал ее с живостью агента по продаже недвижимости, который почуял возможность как следует поживиться, и уронил обратно. Рука безвольно шлепнулась на картонку, накрыв телефон Мевис Вельд. Когда я поднял пальцы, я увидел, что номер исчез. И вообще все номера, нацарапанные на бумаге более чем за год, исчезли. Подкладка была чиста, как… ну, как совесть истового баптиста.
— Боже, — выдохнул я. — Боже мой.
— Ни в коем случае, — заявила моя престарелая копия с той стороны стола. — Лэндри. Сэмюэл Д. Лэндри. К вашим услугам.
V. Интервью с Господом Богом
Хотя я был ошеломлен и растерян, мне не составило труда вспомнить это имя. Наверное, потому, что я его слышал совсем недавно. Буквально пару минут назад. Согласно Маляру Номер Два, именно из-за Сэмюэла Лэндри длинный темный коридор, ведущий в мой офис, скоро станет устрично-белым. Лэндри был хозяином Фулвайдер-билдинг.
Мне вдруг пришла в голову идиотская мысль, но ее патентованный идиотизм все-таки не затмил и проблеск внезапной надежды. Есть такая теория, что все люди на Земле имеют своих двойников. Может быть, Лэндри — как раз мой двойник? А что, если мы идентичные близнецы, разобщенные двойники, родившиеся у разных родителей с разрывом в десять — пятнадцать лет? Эта безумная мысль не объясняла всех остальных странностей сегодняшнего дня, но черт побери… мне нужно было зацепиться хотя бы за что-то.
— Вы по какому вопросу, мистер Лэндри? — Как я ни старался, у меня все равно дрожал голос. — Если насчет аренды, то дайте мне день или два, чтобы я разобрался с делами. Похоже, у моей секретарши неожиданно обнаружилось неотложное дело в родном городке под названием Глубокая Задница, штат Айдахо.
Лэндри не обратил никакого внимания на мою жалкую попытку перевести разговор на другую тему.
— Да, — сказал он задумчиво, — как я понимаю, денек у тебя сегодня был не из приятных… и это моя вина. Мне очень жаль, Клайд, правда. Личная встреча с тобой оказалась… ну, не совсем такой, как я себе представлял. То есть совсем не такой. Во-первых, ты мне понравился. Я даже не думал, что ты мне настолько понравишься. Но пути назад уже нет. — Он глубоко вздохнул. И этот вздох очень мне не понравился.
— Я не понимаю, о чем вы, — теперь мой голос дрожал еще сильнее, а лучик надежды тускнел. Мне вообще было нехорошо. Впечатление было такое, что у меня в голове вместо мозгов пустота при острой кислородной недостаточности.
Он не ответил. Он молча нагнулся и поднял тонкий кожаный портфель, который стоял на полу прислоненным к передней ножке кресла. На портфеле были оттиснуты инициалы С.Д.Л., из чего я заключил, что посетитель принес его с собой. Я вообще очень смекалистый парень, и два года подряд — в тридцать четвертом и тридцать пятом — меня признавали «лучшим сыщиком года» вовсе не за красивые глаза.