Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина
Шрифт:
25 декабря днем Горбачеву позвонила Раиса Максимовна. Пришли люди из службы охраны и попросили в три дня съехать с дачи в Барвихе-4, потому что туда проведены средства связи, положенные Верховному главнокомандующему. Другой такой дачи в Подмосковье нет. Президентскую квартиру на улице Косыгина потребовали освободить немедленно.
Горбачев позвонил начальнику службы охраны Владимиру Редкобородому, который отвечал за безопасность союзного президента и его семьи:
— Перестаньте хамить, ведь это же квартира, там люди живут. Что мне, в прессу сообщить об этом?
Договорились,
Старательность Редкобородого не помогла ему сохранить должность. Став хозяином Кремля, Ельцин сразу же его сменил. Верный Коржаков посоветовал поставить во главе службы правительственной охраны своего старого друга и сослуживца Михаила Барсукова. Тот стал комендантом Кремля и одновременно начальником Главного управления охраны.
Вадим Медведев, который был советником бывшего президента, вспоминает:
«27 декабря, в полдень, я позвонил в приемную, чтобы, как обычно, перед тем, как поднять трубку прямой связи с президентом, узнать у ребят в приемной, на месте ли он и кто у него.
Ответил незнакомый голос: «Горбачева в кабинете нет и не будет». Я был немало удивлен. И лишь после этого узнал, что в тот день произошло».
Утром Горбачев приехал к себе в кабинет, чтобы дать интервью японским журналистам, но там уже осваивалось российское руководство. В приемной сидели ельцинские секретари. В половине девятого утра Борис Николаевич пришел в президентский кабинет вместе с Хасбулатовым, Силаевым и Бурбулисом, и они даже выпили по рюмке, отметив такое событие. Вещи Горбачева перетащили в комнату охраны.
Анатолий Черняев записал в дневник:
«Конечно, нам отвратителен вид этой интеллигентской банды вокруг Ельцина (всякие бурбулисы, Козыревы и т. п.), подобно тому как были отвратительны интеллигентным кадетам, эсерам и меньшевикам, не говоря о монархистах, интеллигентные большевики в 1917—1920 годах».
Григорий Явлинский весьма критически оценил экономическую программу Ельцина, сказав: вам хватит ресурсов только до февраля, потом крах, и народ выйдет на улицы.
В окружении Горбачева были полны дурных предчувствий. Эдуард Шеварднадзе тоже предполагал, что все быстро закончится социальным взрывом, бунтом. Александр Яковлев предсказывал, что Ельцин продержится максимум до весны.
Часть четвертая. ИСПОЛНЕНИЕ МЕЧТЫ
Глава 12. ГАЙДАРОВСКИЕ РЕФОРМЫ
В последних числах декабря 1991 года Борис Николаевич Ельцин унаследовал не только кремлевский кабинет своего поверженного соперника Горбачева, но и весь груз не решенных им проблем. Запас терпения у людей, казалось, был исчерпан. Они больше не желали слышать обещаний. Ельцин должен был действовать, и действовать немедленно.
Известный кинорежиссер Алексей Герман выразился очень забавно: «Мы несчастная страна. Во всех странах
Впрочем, главного строителя капитализма в нашей стране уже трудно было назвать коммунистом, несмотря на его высочайший в недавнем прошлом партийный ранг.
Я расспрашивал Андрея Козырева, каким он увидел тогда президента Ельцина.
— Я человек первого впечатления, — говорил Козырев, — и оно меня не обмануло. Во время нашей первой подробной беседы я увидел человека, который борется сам с собой, иногда более успешно, иногда менее успешно. Я увидел человека старой эпохи, пытающегося ворваться в новую жизнь и взять нас всех с собой. Он очень четко понимал: надо идти вперед, идти по пути реформ.
Я псршл, что этому человеку нужно будет очень многое объяснять, причем понятным ему языком. Но мои усилия что-то объяснить зависели от его состояния. Когда он был на подъеме реформаторских настроений, то понимал с полуслова. На обратном движении маятника все казалось значительно сложнее.
— Как вы думаете, что им руководило в тот момент: он думал о том, что должен совершить во имя России? Или же его поступки объяснялись обычными человеческими чувствами: взять власть и рассчитаться с теми, кто его унизил и снял?
— И то и другое. Не надо упрощать. Конечно, Ельцин не Сахаров. Он никогда не был сто- или девяностопроцентным демокра-том-реформатором. Но и нечестно считать его просто властолюбцем, который оседлал конъюнктурную волну. Тут пятьдесят на пятьдесят. Безусловно, он понимал, что страна нуждается в демократических преобразованиях, хотя, возможно, и не очень глубоко. Это неправда, что он человек безыдейный. Он человек реформаторских идей.
— Каковы же его взгляды, его представления о мире?
— Он человек с определенными привычками, с определенными стереотипами партийного функционера, мало информированного, находящегося под властью схем. Человек, который всю жизнь проработал в партийно-хозяйственном аппарате. Но он с этим боролся. Он понимал, что надо менять свои взгляды в сторону рынка и демократии.
Были моменты не только подъемов, прорывов, но и спада. Однако реформаторский вектор всегда присутствовал. Все эти годы он жил в борьбе с самим собой и в борьбе с обстоятельствами.
Из первого же разговора я вынес убеждение, что попытка слишком глубоко и детально объяснить ему какие-то вещи неуместна. Ему трудно во все это вникнуть в таком возрасте и при таком жизненном опыте. Кстати, для президента это нормально. Деталями должен заниматься кто-то другой.
— Борьба с собой, о которой вы говорите, — это следствие того, что его скинули, с ним расправились? Или некое стремление к исправлению жизни в нем всегда присутствовало?
— Опять-таки думаю, что было и то и другое. Почему советская система распалась бескровно и неожиданно? Потому что мы все в глубине души были готовы с ней расстаться. И он это понимал. Я все время вижу в действиях Ельцина две составляющие. Особенности его личной судьбы наложились на стремление к переменам. Он искал выход в новых идеях. А эти идеи оказались демократическими.