Крепитесь, други!

Серебрякова Лина

Не теряя времени, Агнесса села к машине.

Притачала красные лямки к сарафану, настрочила яркие полоски на подол, потом красным и синим шелком вышила цветы у выреза и проймы, и посадила в сердцевинку мелкие неровные жемчужинки. Обрывок подобного одеяния висел на стене, пришпиленный портновскими булавками прямо к обоям: эту ветхую, но подлинную справу она привезла из поездки по срединной Руси.

На этом свободное время кончилось.

К вечеру они вновь погуляли, и после этого, несмотря на дневной сон, ребенка сморила усталость. Он стал капризничать, не выпуская из рук маленького

автобуса, подаренного сегодня бабушкой, в покрасневших глазах появились слезы. Агнесса отнесла сопротивляющегося малыша сначала в ванную комнату, потом в постель.

Уложила, укрыла, села рядышком.

– Баю-бай! Спи, глазок, спи, другой.

Мальчик успокоился.

– Мама, – сказал он. – Хочешь, я расскажу тебе сказку?

– Хочу. Сам сочинил?

– Сам. Однажды Утенок и Гусенок забрались в магазин, когда там никого не было. Побросали на пол все пакеты, разбили банки и убежали.

– Ой, как плохо сделали, – удивилась Агнесса

– Зато интересно. Теперь твоя очередь.

Агнесса задумалась.

– Хочешь про спящую царевну?

– Нет.

– А про лягушку-путешественницу?

– Расскажи про автобус.

– Нет такой сказки!

– А ты придумай!

Агнесса вздохнула, подумала и улыбнулась.

– Слушай. Жил-был на свете Маленький автобус. Вот поехал он по мосту, а мост крах! и провалился. Упал Маленький автобус в реку. А в реке жили крокодилы. Подобрался крокодил и цап его за бок! Зуб у него крах! и сломался. – Ой-ой, – закричал крокодил. – Я думал, он простой, а он железный. Не трогайте его, крокодилы!.. А Маленький автобус – тах-тах-тах – выбрался на берег и покатил домой.

Агнесса поцеловала засыпающего сына и отошла от кроватки.

На вечер у нее было намечено нечто очень важное.

Именно сегодня оно должно было получиться, сейчас, в тишине квартиры. Она протерла пол влажной тряпкой, расстелила коврик и села.

Мягко светилась на тумбочке прикрытая абажуром лампа. Поблескивала в полумраке деревянная резьба книжного шкафа, бережно сохраненного с прошлого века.

Многоуважаемый шкаф!

Это был он.

За его стеклами стояли старинные книги с дарственными надписями и пометами на пожелтевших страницах, книги друзей, дальних родственников, цвет русской мысли. Иногда в них встречались засушенные цветы и травы. Конечно, были и современные, и детские книжки.

Напротив шкафа отсвечивало старинное зеркало "на семь свечей".

Это означало, что при поднесении зажженой свечи в нем отражалось семь языков пламени. Оно было светлым, нисколько не помутневшим, лишь по уголкам, у скосов, разбежались черные паутинки. Сколько прекрасных лиц отразило оно на своем веку! Зеркало имело столик на четырех ножках в виде звериных лапок, покрытых когда-то позолотой.

Два пейзажа и автопортрет юной Агнессы украшали стены.

Тут же висел на плечиках новый, с иголочки, сарафан с жемчужинами внутри цветочков, которые она вышивала сегодня днем. Агнесса всегда вешала перед собой готовые вещи, чтобы полюбоваться на них и остыть, разлюбить, чтобы и сама работа остыла и не тянулась к ней.

Темой вечера была Валентина.

С некоторых пор Агнессу

беспокоила явственная уязвимость ее перед властной хозяйкой "Каскада". Словно бы происходило вторжение в пространства души Агнессы, и она будто отступала все дальше и дальше. Стали задевать и оставлять болезненный след колкие замечания директрисы; а раскрытая дверь кабинета, из которой Валентина наблюдала сотрудников, действовала, словно поток уничтожающей власти.

С этой несвободой она и решила разобраться сегодня вечером.

Кто страдает, тот неправ.

Другая сторона пусть разбирается сама, если готова.

Когда-то давно, на первых курсах училища, ее познакомили с людьми, которые занимались йогой.

Это были удивительные занятия.

Кроме общеизвестных асан вроде наклона "поцелуй колено" и стойки на голове, исполнялись и другие, которые Учитель считывал, вызывая видимые только ему одному картинки; он и видел, и слышал в пространствах. В тех асанах участвовали сознание, дыхание, работа с болью в мышцах и связках, неизбежной в сложных позах. К последней фазе боль уходила, а исполнитель словно делался невесомым внутри себя.

Конечно, это была подготовка к работе "в духе".

Главное же место занимали беседы.

Учитель, доктор психологических наук, был мужчиной средних лет, с крупной головой, темными, словно пульсирующими, глазами, в которых часто светилось «горнее» нездешнее выражение. Он обладал способностью летать во времени, оказываясь то в будущем, то в прошлом, и видеть события сразу на множестве уровней. То, чем делился он по возвращении, поражало вселенской связью простого и сложного, непостижимого.

До сих пор Агнесса не только не смогла опровергнуть, но открывала глубже и глубже смысл услышанного ею в то время.

Но с самими людьми стали происходить перемены.

На удивление!

Кто-то отчаянно возненавидел Учителя всеми силами души и прекратил посещения, другие грозили ему расправой и слали возмущенные кляузы московским властям, третьи…

Это было что-то!

Эти люди пали ниц перед необъятностью этого человека. Неожиданно для него самого в них словно сработало пещерное обожествление "Неизвестной Силы". Страх объял души. Советам его стали следовать с суеверным трепетом, Его советам! Лица многозначительно вытянулись, погас смех, исчезла здоровая веселость и вкус к независимому размышлению.

И лишь один-два человека, пользуясь присутствием высочайше-развитого существа, встали на нелегкий путь самоусовершенствования.

Не сразу спохватилась и сама Агнесса.

Но едва ощутила тенёта зависимости и самоуничижения, принялась вытаскивать себя из них тем же способом, каким работала на занятиях.

Так поступила и сейчас.

– Валентина, – произнесла мысленно, сидя на коврике в восточной позе. – Валентина, Валентина.

"Проблема" пришла сразу, она созрела и просилась на волю. Сильное движение началось в душе, захватило все существо, расширяясь, словно виток урагана. Незримые тиски стиснули тело, душа оказалась в каменной тьме, будто перед несокрушимой скалой.