Крепость в Лихолесье
Шрифт:
— Я нашел другую половинку, — ровным голосом произнес он. — Она у Каграта.
— Я знаю, — откликнулся Саруман.
Гэдж посмотрел на него.
— Почему ты никогда не говорил мне об этом амулете? Ещё там, в Ортханке?
Саруман не поторопился с ответом — ни словом, ни взглядом. Снял с полки две глиняные кружки, разлил в них содержимое котелка, бросил в каждую по ложечке меда. Протянул одну из кружек орку — в ней было горячее молоко, густое и пахнущее медом, покрывшееся тонкой морщинистой пенкой.
— Я не думал, что тебе будет это интересно, —
— Правда? — пробормотал Гэдж. — Келеборн сказал мне, что это простое серебро.
Саруман метнул на орка странный быстрый взгляд.
— Ты показывал эту штуку Келеборну?
— Ну… да. По просьбе Гэндальфа… — орк запнулся. — Кстати.
— Что?
Гэдж держал кружку обеими руками, грея ладони о её тёплый круглый бок.
— Он… Гэндальф… просил меня кое-что передать Радагасту, если я выберусь из Замка. Что-то насчет того, что Враг здесь, и он вернулся.
— Какой враг?
— Ну… не помню. Какой-то… на букву С.
— Саурон?
— Кажется, да. Тебе это о чем-нибудь говорит? Гэндальф сказал, что это важно.
Саруман досадливо покривил губы. Смотрел, как над горячим молоком поднимаются в воздух, завиваются и тают без следа невесомые прозрачные язычки.
— Гэндальф твой — просто дурень, — процедил он с раздражением. — Мало того, что он втянул тебя в эту затею…
— Я сам втянулся, — тихо возразил Гэдж.
— Неважно. Я ещё в Ортханке предупреждал его о том, что эта блажь добром не закончится. Саурона он нашел, надо же… Какой был смысл тайными закоулками пробираться в Замок и хорониться тут по мышиным норам? Я вот сижу здесь, ни от кого не прячась, в тепле и почти в сытости, ковыряюсь в вонючих орочьих тушках и в прямом смысле скоро буду знать всю местную подноготную…
— Значит, для тебя это не новость? Насчет этого… Саурона?
— Уж, поверь, не настолько новость, чтобы рвать на себе волосы…
Кто-то негромко постучал снаружи по закрытой ставне.
Гэдж невольно вздрогнул. Каграт?.. Хотя орк вряд ли стал бы так учтиво стучать…
Дождь к этому времени почти прекратился, только с крыши ещё вяло капало, да прямо перед крыльцом ковриком растеклась огромная самодовольная лужа. Через неё перешагнул какой-то плечистый и низкорослый, бородатый «крысюк», похожий на гнома, в особенности тем, что на нем был надет испятнанный сажей кузнечный фартук. Волосы у него были курчавые, соломенного цвета, лицо — темное от копоти, а на шее тускло поблескивал гладкий серый ошейник — такой же, как и у Сарумана. Волшебник, как выяснилось, был с пришельцем хорошо знаком.
— Заходи, Эотар. Что скажешь?
— Здорово, Шарки! Колено что-то ноет по вечерам, дай снадобье какое, а? — степенно откликнулся Эотар. Он неторопливо вошел, присел на ближайшую от входа лавку и, осматриваясь, потер ладонью правую ногу. — Тебя, я слыхал,
— Вполне. Ты ко мне правда за снадобьем, или так — просто поглазеть, как я тут ловко устроился? — посмеиваясь, спросил Саруман. — Сам-то как?
— Да что — как? Как все. Рабство — оно рабство и есть. При кузнях я, вокруг наковальни пляшу — дело привычное… Работа от зари до зари, в седмицу полдня свободных, кормят справно, в бараках тепло — в общем, прижиться можно. Я-то думал, что здесь совсем уж вешаться придется, ажно веревку хотел припасти… ну да погожу еще, погляжу, как дальше дело пойдет. — Эотар как-то неуклюже передернул плечами. — Слушок тут ползает, будто с тех, кто десять лет кабалу отбудет, обручишко снимают и отпускают на все четыре — только я этаких счастливчиков пока не видал. Брешут, поди, для поднятия духа, чтоб лямку исправно тянули… Ну как, скажи, тут десять лет-то отышачить? Ну три года, четыре, пять — а там все одно на тот свет: чахотка скрутит или еще зараза какая.
— «Черной немочью» эту заразу здесь называют, — помолчав, сказал Саруман. — Видел я одного такого… «обручишка», кстати, на нем не имелось. Но там и без обручишка все было не особенно радостно. Да, ошейники действительно снимают — в случае, если их, ошейников, не хватает для нового рейда. И с тех, кто уж точно никуда не убежит.
— Значит, их не только с трупа снять можно?
— Нет, конечно. Просто другой способ оркам неведом… Но заклятие там все же хитрое, искусно закрученное, с подвывертом.
— А ты откуда знаешь? Эльфы подсказали? — Эотар понимающе хмыкнул. — Вот одной надеждой-то теперь и живу — эльфы за нас радеют, родимые…
— Быка-то не видел, Эотар? — быстро спросил Саруман, сделав вид, будто не заметил подначки. Продолжать дальше разговор об эльфах и ошейниках ему явно не хотелось. — Что-то от него ни весточки, ни привета. Поди до сих пор грозится поднять меня на рога?
— Да кто его знает? Бают, на юг его отправили, на огороды, картошку копать. А может, и не на огороды, — Эотар заговорщицки подмигнул. — Там, в речках, что к Андуину с холмов текут, говорят, золотишко моют, и в немалых количествах…
— Вон оно что… А остальные?
— Не знаю, разогнали всех. Харальд за гончарным кругом горбатится, горшки лепит, Аламира, говорят, в кожевенники определили. Эорлим только при мне.
— Подмастерьем?
— Ну. Ещё и этих, кривоногих… «козявок», короче, велено кузнечному ремеслу обучать, хотя какие из них кузнецы… курам на смех! Только под ногами путаются.
— Что, работы много?
— Хватает. Инвентарь куем, сошники, ободы для колес — в общем, хозяйственное всякое, туда-сюда. А вот в соседней кузне, — Эотар, понизив голос, оглянулся, как будто опасался увидеть торчащие из стен настороженные уши, — все больше оружие ладят: клинки, наконечники для стрел, доспех… Война, бают, не за горами.