Крепость в Лихолесье
Шрифт:
— А зачем оно тебе? — пробурчал Гэдж. — Тебе не известно, как меня здесь называют?
— Ты хочешь, чтобы я тебя тоже так называл?
Гэдж отчего-то растерялся. Отвел взгляд, посмотрел на стоящее на камине чучело горностая. В стеклянных глазах набитого опилками несчастного зверька посверкивали отблески свечей, придавая им почти живое и осмысленное выражение.
— Меня зовут Гэдж, — чуть помедлив, произнес орк: почему-то вполголоса, как будто выдавал невероятно страшную и сокровенную тайну. — Если тебе это интересно.
— Странное имя…
— Ничего странного, —
— Что?
— Она называла меня как-то по-другому?
Радбуг, щуря глаза, задумчиво смотрел на пляшущие в камине язычки огня.
— Я не помню. Кажется, она называла тебя «араш». Это не имя, просто… ласковое слово. Малыш, карапуз, мальчуган… Так многие орчанки называют своих первенцев. Откровенно говоря, я не думаю, что она вообще успела дать тебе имя.
Он устало прикрыл глаза и вновь вытянулся на соломенном тюфячке — видимо, беседа давалась ему нелегко, дыхание его сбилось, голос осип. Гэдж молчал: ему тоже было трудно поддерживать этот разговор, но совершенно по иным причинам.
— Какая она… была? — спросил он очень тихо, едва слышно, словно боясь громким голосом разбить воцарившуюся в комнате хрупкую тишину. — Каграт говорил, что… странная.
Радбуг хрипло усмехнулся, провел кончиком языка по запекшимся губам. Лицо его оставалось неподвижным, серовато-бледным, точно вылепленным из воска.
— Вряд ли более странная, нежели я. — Он по-прежнему не открывал глаз. — Ну, немного не такая, как другие, чистокровные орки. Наверно, в ней было слишком много… человеческого, орочий мир был для неё тесен. Она любила одиночество… иногда бродила по горам, плела кукол из травы или рисовала кусочком угля на стенах пещеры — цветы, птиц… И кое-кому это даже нравилось. Вот твоему бате, например.
Правда? — с вялым удивлением подумал Гэдж. — Интересно, чего я ещё не знаю о своём папаше? Каграт отнюдь не казался Гэджу субъектом, которому могут нравиться какие бы то ни было цветы — ни настоящие, ни тем более нарисованные углем. Впрочем, это было давно… а в те далекие времена Каграт был молод, глуп и, видимо, еще не заматерел до костного мозга.
Подержав обрывки рукописей в руках, Гэдж неторопливо вернул их обратно на полку. Наверно, надо было наконец сложить манатки, убраться прочь и перестать докучать Радбугу назойливым любопытством, но что-то его удерживало — словно тонкая невидимая веревочка, привязанная к ножке стола… Кусая губы, он отсутствующим взглядом рассматривал выставку оружия на стене: ножи, кинжалы, длинный меч, чья крестовина, отлитая из серебра, формой напоминала сердце, а ножны были сплошь увиты затейливой золотой вязью цветов и листьев.
— А что все-таки случилось? — спросил он после долгой паузы. — Ну, там, на Мирквудском Тракте? Почему эти… степняки на вас напали? Это была королевская дружина?
Радбуг, с усилием повернув голову, посмотрел на него, как показалось Гэджу, с молчаливым
Но Радбуг только тяжело перевёл дух:
— Нет, что ты. Дружинникам до нас дела не было — хлеб мы везли купленный, а не награбленный, и все сопроводительные грамоты были в порядке, я сам проверял. Просто разбойники… В южных степях этаких лихих удальцов полным-полно, каждому охота поживиться за чужой счет.
— И что, много их было?
— Около дюжины. Верховых… Но мы были готовы. Окопались за телегами и встретили их стрелами. Завалили нескольких всадников и пару их лошаденок. Они ничего не могли поделать, покрутились вокруг, посвистели, поорали и вконец убрались прочь…
— Но тебя все-таки ранили, — заметил Гэдж. — В спину.
— Я не подставляю врагам спину, парень! — сердито сказал Радбуг. — И не знаю, откуда взялась эта поганая стрела. Видимо, какой-нибудь шустрый разбойник изловчился, прислал мне подарочек напоследок. Или… — он вдруг замолчал.
— Или что?
— Да так, ничего… Просто Шавах… — он запнулся, оборвав себя на полуслове, точно сам удивленный собственной неожиданной мыслью — и не уверенный, стоит ли высказывать её вслух.
Гэджу отчего-то стало не по себе. Шавахом звали того орка, который пытался отобрать у Гэджа кинжал — еще там, на болотах, на опушке леса. Его мрачный, исполненный тяжелой звериной ненависти взгляд Гэдж тогда хорошо запомнил, даже сам того не желая.
— А что, этот… Шавах, — негромко спросил он, — тоже был с вами в охранении, да?
Радбуг смотрел исподлобья.
— Ну, допустим, был, — процедил он сквозь зубы. — И что?
— Это он тебя подстрелил, так? — быстро сказал Гэдж. — Подобрал разбойничью стрелу, чтобы все было шито-крыто, и всадил её тебе в спину! Хотел свести счеты… ведь так, да?
Взгляд Радбуга показался ему странным.
— Я все же думаю, — медленно произнес орк, — что это был какой-то шальной разбойник… И советую тебе думать так же!
— Это… подло! Стрелять в спину собственным соратникам! — негромко, едва сдерживая негодование, произнес Гэдж. Он почему-то был уверен, что не ошибся в предположениях. — Этот мерзавец воспользовался удобным случаем и пытался тебя убить, а ты его выгораживаешь… Да его нужно посадить в темницу, предать суду и наказать по заслугам!
— Предать суду? Наказать? — Радбуг не то хрюкнул, не то глухо всхрапнул. И вдруг хрипло захохотал — прикрыв лицо ладонью, сотрясаясь всем телом, всхлипывая, вздрагивая и корчась на постели; судорожно вздохнул, закашлялся, пытаясь унять смех и отдышаться. — Ох, не смеши, у меня и без того ребра болят… Экий ты пылкий радетель за справедливость! Ничего, это скоро пройдет… — Он вновь фыркнул, все еще пытаясь совладать с непрошенным припадком веселья. — Это всего лишь мои предположения, Гэдж… Я знаю только одно: Шавах в тот момент находился у меня за спиной, и в руках у него был лук. Он мог выстрелить… но это не значит, что он действительно это сделал.