Крепость
Шрифт:
А мой ли это газогенераторный грузовик, хочет он знать.
— Спешу Вас уверить — да!
— Выглядит довольно странно, — размышляет обер-лейтенант. — И как эта колымага бежит?
— До сих пор бежала, во всяком случае…
— И откуда же Вы едете?
— Настоящий допрос! — отвечаю слегка растеряно. Но затем, однако, говорю:
— Из Бреста.
При этих словах этот человек смотрит на меня как на нечто потустороннее. У него сын в Бресте. Нет, поправляет он себя, не непосредственно в Бресте, его полк располагается севернее Бреста — артиллерийский полк.
Описываю ему,
Но обер-лейтенант слушает меня с недоверием и без стеснения ругается:
— Ну, ведь сегодня даже дилетант понимает, что все это чистое безумие. Такое распыление сил! Никак не могу этого понять! На кой черт все эти, так называемые Крепости и укрепрайоны, если мы здесь, в самой середине, всё теряем? Неужели затем придется все начинать сначала и, несмотря на поражение, снова завоевывать Францию? Войскам же придется отвоевывать все обратно! Теперь Союзники сделают большой разворот — и добавится один большой мешок ко многим маленьким. Кто только все это придумал?!
— Наверно Фюрер и Верховный главнокомандующий.
Мои слова так пугают офицера, что он впадает в своего рода ступор и всматривается в меня колючим взглядом. Что мне теперь сделать, чтобы он не подумал, что вот сейчас, по моему доносу, его вздернут?
Я продолжаю:
— Перед Брестом я был на фронте Вторжения.
— Почему это?
— Я — военный корреспондент.
Это, кажется, успокаивает обер-лейтенанта, и восстанавливает его речь. Впервые слышу имя «Patton». Паттон — это главнокомандующий 3-й американской армией. Она, кажется, продвигается на Париж. Уже 8-го или 9-го числа янки внезапно появились в Laval и поздние затем на востоке, переправившись через линию Alengon — Le Mans.
Прикидываю: В таком случае они были всего лишь в 120 километрах от Orleans. Где же они теперь стоят?
Наша 9-я бронетанковая дивизия вела тяжелые бои к югу от Alengon с американскими бронетанковыми силами. Надо надеяться, она затормозила скорость их продвижения. То, что стало с 25-м армейским корпусом, обер-лейтенант точно не знает. Он стоит, очевидно, в тылу бронетанкового корпуса Паттона в Бретани.
— Наша 5-я танковая армия и 7-я армия связаны к западу от Сены, — говорит обер-лейтенант. И теперь я еще также узнаю, что американцы высадились вчера в южной Франции — а именно у Канн. Как далеко они уже продвинулись, обер-лейтенант сказать не может.
Надо все услышанное переварить. Но для этого мне нужно полное спокойствие. А потому говорю моему визави, что я должен, с его разрешения, сходить в кустики…
Союзники, кажется с самого Avranches, осуществляют огромное окружение, которое походит на ножки циркуля с его вершиной в Париже — они хотят охватить всю Францию. Их следующей целью мог бы стать Falaise. Тогда образовался бы настоящий котел, и обе наши Нормандские армии оказались бы в нем. И кто сумел бы воспрепятствовать янки в этом, если бы они теперь в таком же темпе ворвались в долину Роны…?
Между низкими стенами из валунов выбираюсь по узкой тропке из карьера — автомат держу на боевом взводе.
Что и следовало ожидать: Вся местность здесь
Однако и людей Maquis я тоже с трудом понимаю. Сбросить деревья поперек всей дороги и добавить еще немного препятствий — это же детская забава. Чего же они еще ждут? Сейчас было бы самое время: Здесь все кажется, в хаотичном бегстве и потере управления. Для партизан это должен был бы быть точно рассчитанный момент для нападения.
Чем дальше удаляюсь от карьера, тем выше поднимаюсь. Теперь я уже выше верхушек деревьев. Вижу пасущийся скот, раскатанные телегами дороги, домашнюю птицу, деревья грецких орехов. На минуты далекая стрельба стихает. В этот миг война больше не существует.
Своей Богом данной стратегической мудростью Фюрер заманил противника во Францию. Там на другом берегу Луары враг и стоит теперь.
В каких-то паре сотен метров отсюда можно обозреть всю бронированную мощь врага, как на ладони. Если Фюрер захлопнет крышку, то им настанет полный капец!
Встряхиваю головой так, словно этим могу выбросить из черепушки свои скачущие мысли.
Ну а теперь подумаем серьезно: Что мы должны будем делать, если враг начнет здесь свое продвижение?
Может быть: Как только стемнеет…
А нам еще нужны дрова!
Кажется, горит весь Blois, а вместе с ним и дрова для нашего котла, в которых мы безотлагательно нуждаемся.
Как же быть дальше? Пересесть ли, например, в другую машину, которая имеет канистру принайтованную к кузову? Это конечно было бы неплохой возможностью — но так не пойдет! Надо следовать старому правилу моряка: Корабль не покидают до тех пор, пока он наплаву. И, кроме того: Кто предоставил бы нам здесь добровольно место в своем транспорте?
Эта чертова проблема дров! Всегда появляется проблема какого-либо недостатка, которая портит настроение. Трижды проклятая проблема шин — а теперь еще и проблема дров.
Если бы мы, все же, порубили те изгороди!
Отправляюсь в обратный путь к «ковчегу». А может быть, все же, повернуть лучше назад и найти объездную дорогу подальше к югу? Но двигаться в одиночку — было бы слишком рискованно. А если с группой на все готовых людей?
Когда снова оказываюсь в песчаной яме карьера, держу военный совет с двумя, а затем тремя другими водителями. Наша «боевая мощь», полагают они, слишком незначительна. Лучше на этой, пока еще наполовину безопасной дороге, остаться и подождать ночи.
Именно то, что я и думал: Никто не хочет рисковать своей задницей..
Слышу, как прибывает еще одно транспортное средство, и вижу, как оно поворачивает в низину к нашей яме. Знамена пыли взмываются ввысь.
— Проклятые сволочи! — сыпет проклятия какой-то унтер-офицер. Раздаются и другие недовольные голоса:
— Этот скот доже не видит куда прет!
И:
— Он себя, наверное, свиным хвостом возомнил — вертит куда и как хочет!
Этот транспорт — большой грузовик четвертьтонка — оснащенный как для экспедиции в пустынную Сахару: Лопаты и мотки колючей проволоки надежно примотаны к бортам. А внутри сидят два генерала и два полковника.