Крестная мать
Шрифт:
— Некогда думать. Я же знаю, что говорю.
— Говори.
— Я хочу получить гарантии. И ключи от гаража. И чтобы ты меня никогда больше не беспокоил. Я вообще… выхожу из игры. И от Городецкого уйду. Хватит.
— Над «Мечтой» нависли тучи? Крысы побежали с корабля?
— Пока что корабль плывет. Но течь, по-моему, есть.
— Так-так.
Дорош поднял воротник меховой куртки, покосился на напряженное лицо Лукашина — похоже, у того действительно важная информация. Что-то в ведомстве Городецкого
— Ты поссорился с Городецким, Николай?
— Нет, не поссорился. Нам ссориться невыгодно. Просто… я хочу найти место поспокойнее. Подальше от денег. И чтобы руки-ноги бывшие диверсанты не ломали. А за деньги — запросто теперь могут подстрелить, лихих ребят много.
— Видел-видел, как вы эти мешки с деньгами возите, — хмыкнул Дорош. — Соблазн, конечно, для налетчиков.
— Ну так что, Анатолий? — Лукашин пошевелил больными пальцами (руку он засунул глубоко в карман пуховика). — Поладим, нет?
— У меня с собой нет ключей. Ты же не сказал.
— Ерунда, дом рядом. Главное, договориться.
— Что ж, говори. Чувствую, «БМВ» — действительно мелочь.
— И правильно чувствуешь. Я бы не стал возникать, обещать что-то. Но без гарантий ничего говорить не буду. Если Городецкий узнает, что я с тобой тут якшаюсь… мне не жить. Дураку понятно. Он найдет людей…
— Ладно, не пугай. Давай рассказывай. В конце концов, «БМВ» тебе Городецкий мог и подарить за хорошую службу, а?
— Слушай… так это же идея! — возликовал Лукашин. — Как мне самому в голову не пришло?! Это же новый поворот!.. Гм.
Сжато, емко, оперируя фактами и своими наблюдениями, он рассказал Дорошу все, что узнал и о чем догадался в последние дни.
Дорош внимательно, не перебивая, выслушал, бросил веско:
— Шеф за границу намылился, как пить дать. И не с пустыми руками. Потому и тебя с «БМВ» не тревожит.
— Бежать… «за бугор»? — искренне удивился, не поверил Лукашин. — Зачем? Ему разве в России плохо? Как сыр в масле катается.
— Там будет лучше.
— М-да… — Лукашин так поразился этой версии, что забыл даже, как у него пальцы болят. — Я думал, он просто приворовывает. А тут…
— Ну, я тоже точно пока ничего не могу утверждать, — заметил Дорош. — Как версия — да. И она, похоже, близка к истине. Но все равно надо еще поработать… Вот что, Николай. Ключи я тебе пока не отдам. Попробуй узнать все наверняка — куда и когда надумал слинять Городецкий. Может, он с билетами суетился, с заграничными паспортами, с бухгалтершей потолкуй, прижми ее как следует, пригрози с дачей, понял? Протянешь мне ниточку — на этом и расстанемся. Даю слово.
Лукашин помрачнел. Шел, прихрамывая, рядом, молчал. Потом деланно-покорно пообещал:
— Хорошо, попробую. И ты прав, с главбухом надо толковать. Рыльце
— Не сказал, разумеется, он же не дурак. Но она должна поразмышлять, повспоминать кое-какие разговоры. О финансах «Мечты» тебе подробнее рассказать — когда, кому и на какие цели была переведена сумма в Германию, кто принимал решение, какие есть документы. Главный бухгалтер все знает, не волнуйся. Ты лишь разговори ее. Но так — без нажима, понял? Нажимать мы потом будем… В общем, поработай. И позвони, я жду. Пока.
— Будь здоров.
Они кивнули друг другу, не подав руки, и разошлись в разные стороны.
Наутро Лукашин прямиком отправился к Городецкому. Наказав секретарше никого в кабинет не пускать, плотно прикрыл за собою дверь и грохнулся у стола шефа на колени.
— Антон Михайлович, дорогой! Хочешь — казни, а пожалеешь — помилуй! Но выслушай сначала.
Городецкий не на шутку встревожился. Шариком выкатился из-за стола, поднял Лукашина с колен, увел его в комнату за кабинетом, посадил рядом с собою на диван. Велел строго:
— Рассказывай! И не паясничай! Не в театре.
— «БМВ» у меня в гараже, Антон Михайлович! Бес попутал! Прости!
Городецкий разочарованно поморщился, отодвинулся от Лукашина.
— Украл, значит. Ну-ну. Не утерпел. Ладно. Машину вернешь, из «Мечты» исчезнешь.
— Машина пусть у меня постоит, — неожиданно спокойно сказал начальник охраны. — Я на вашем месте, Антон Михайлович, мне ее подарил бы.
Городецкий приподнял брови — только этим и выразил целую бурю мыслей и чувств, охвативших его.
Он мгновенно сориентировался. Конечно, ни с того ни с сего так нагло Лукашин вести себя не будет. Что узнал? О чем пронюхал? Спокойнее, Антон, велел себе Городецкий, не сорвись. Может быть, просто игра?
— Интересно, — тянул он время. — Дальше.
— А дальше совсем худо, Антон Михайлович. До-роша вчера видел. Он стукачом меня к себе вербовал. Он же теперь в частном сыскном бюро работает, человек независимый, никакого начальства не признает… Но я почему прямо с утра к вам, Антон Михайлович — Дорош знает про вас все!
— Что… знает? — Городецкий провел рукой по шее, как бы поправляя безукоризненно завязанный галстук. И этот нервный жест не ускользнул от наблюдательного Лукашина. «Теперь ты у меня на крючке», — злорадно подумал он и выпалил напрямую:
— Про то, что вы большую сумму за границу перевели, в Германию, что «за бугор» нацелились, что главбуха подкупили, материалы ей на дачу дали бесплатно.
Теперь Городецкий откровенно побледнел, не смог скрыть растерянности и испуга. Бормотал:
— Глупости все это, Лукашин. И чего ты с ним, с этим чекистским недобитком якшаешься?