Крестоносцы
Шрифт:
— Не хочу в полюбовницы. Грех это. Блуд. Да и девку жалко. Красивая. Жениться на ней хочу, я же вдовый. Давно уже, и детей нет. Моя Любава родами умерла три года как. Она похожа Южа эта на Любаву мою больно, потому и по нраву мне.
— Дела?! Жениться? Так она… м… Ну, дело хорошее, — не стал напоминать боярин, что возможно не праздна та девица Южа. Всех побитых и изнасилованных многократно освободили их из плена у новгородских ушкуйников. Вон, даже родичи от них отвернулись.
— Я разумею, что может чужого ребёнка носить. Но как взгляну на неё, так сердце и захолонет.
— Благое дело, Наум Изотыч… Стой! А она крещёная? Там месяц же нужен? Не силён, но вот князь наш месяц ждал, чтобы княгиню Анну окрестили.
— Поеду сегодня сам с отцом Варфоломеем переговорю. Он канон лучше нашего знает. Сделает как должно, — решительно встал с лавки ключник.
— И то дело. Давай. А чтобы не с пустыми руками, я десяток стрельцов с тобой отправлю, а назавтра другой десяток, так и будут меняться. День службу нести, день богоугодным делом заниматься.
— Хорошо.
— Подождь, Наум Изотыч, а с девкой-то, с Ужой этой ты гутарил уже? Ужой — ужо. Смешно.
— Южа. Так Его Высокопреподобие найдёт ей имя… Может Любавой назовёт?
— Любавой? Так по святкам… Хм, думаю за гривну-то и Любавой назовёт. Любит отец Варфоломей звон серебра. Понятно, что не в ларец ховает, а на строительство монастыря тратит, но иногда смешно на него смотреть, словно не игумен, а купец какой.
— Роман Судиславич, так может ты и с девкой поговоришь и с отцом Варфоломеем, а то я не знаю, как и подступится к ней. Хромец…
— Дурья твоя башка, Наум Изотыч. Ты боярин почти. Вернёшься и тебя ключником во Владимире сделают. Третий человек в Государстве нашем будешь. Да, сотни девок будут спать и видеть сны, как с тобой под венец идут. А тут пор… Хм, а тут по гроб жизни будет благодарна. Лады. Раз сам боишься девку, то я ей объясню, какое счастье ей привалило. Хромец? Дурец ты. Хоть умнейший человек. Уж, я-то и игумену объясню и Уже твоей, какой ты золотой человек. Ты и воин. От смерти меня спас. Я этого николи не забуду. Уж Ужу твою точно уговорю.
Событие пятьдесят второе
Емеля вновь лежал в телеге за корзинами с репой, прикрытый соломой и рогожкой сверху. Получилось же такая хитрость в прошлый раз, должно и в этот сработать. В подзорную трубу они, что творится на мосту, детально рассмотрели. Там стоят четверо… ну может и кнехтов, но скорее, мытарей. Они собирают с проезжающих плату. В основном в Мемель едут пахари местные, продукты везут. Город большой и все есть хотят, хоть и бусурмане. Много нужно продуктов. Так что на мосту почти всегда… Точнее, и перед мостом, и на мосту всегда несколько телег стоит. Одних уже досматривают мытари и деньги собирают, другие рядом с мостом ждут свой черёд, чтобы с векшей расстаться. Или какая мелкая монетка у братьев рыцарей? Что-то же говорил их проводник? Фиктен. Нет. Фирхен, который равен четырем малым пфеннигам. Напридумывают. Язык сломаешь.
Ждёт пока очереди
Решились всё же на дело это сомнительное Емеля с Фёдором. Не вдруг. Сначала хотели сразу начать. Вчера ещё, но потом покумекали и перерешили.
— Подождём один день. Вот ежели завтра до полудня не прибудет Андрей Юрьевич, то тогда и начнём.
Не приехал. Начали. Должно быть совсем дороги плохие и с переправами, как у них проблема у князя Владимирского. Это у них всего пять повозок с трофеями, а у князя ого-го сколько. Богато. Ну, теперь и у них не три как в начале, а пять, на переправе у тевтонов тоже всё железное попросили одолжить. Ну, пока не воскреснут. А там отдадим. Богом клянёмся.
Емеля пока повозка, в которой они прятались, ожидала, когда до неё черёд дойдёт ехать на мост, руку отлежал. Как с луком-то будет обращаться, но не начинать же ворочаться сейчас?! Заметят шевеление рогожки с моста кнехты и поднимут тревогу раньше времени.
Наконец, телега рывком тронулась и заскрипели колёса.
— Кхм, кхм, господа херы кнехты, — сказал возчик заветную фразу, и Емеля дёрнулся, стряхивая с себя и рогожку и солому. Боковым зрением он видел, что спрыгнул на землю и Фёдор.
Рука всё же подвела, как ни пытался работать пальцами десятник, стараясь разогнать кровь. С огромным трудом он удержал лук. А ведь ещё натянуть тетиву нужно. Между ним и кнехтом с мечом и коротким копьём было пару сажен и воспользоваться своим кинжалом Емеля понимал, что не успеет. Немец опомнится и потом попробуй подойди к нему. Раз копье в руке, то явно умеет им пользоваться. Копьё оно длиннее кинжала в каких единицах не измеряй, хоть по старине, хоть, как князь Андрей Юрьевич.
Сжав зубы, Емеля всё же вздёрнул лук задеревеневшей рукой и, наложив стрелу на тетиву, попытался её натянуть. Нет, эта-то рука работала, главное — лук удержать. Не чувствует он её. Десятник даже зажмурился на секунду, всю силу вкладывая в то, чтобы лук удержать.
Вжик. Это Фёдор уже спустил тетиву, и стоящий на другой стороне моста мытарь или кнехт, получив стрелу в лицо, начал заваливаться назад. Его же противник стоял, пока, не шевелясь, заворожённо уставившись на натягивающего лук Емелю.
Вжик. Фёдор поразил и второго своего подопечного, на дальнем конце моста. Вжик. Емеля тоже тетиву отпустил. И промахнулся, дернулась рука и стрела ушла чуть ниже, впившись в плечо кнехту. Не удержала кольчуга. Четырёхгранный наконечник из булата легко раздвинул и разорвал кольца, и впился в немца.
Проклиная собственную дурость, десятник дёрнулся за следующей стрелой. Достал её легко и наложил вновь на тетиву. Ну, тут-то чего, эта рука отлично работает. А левая сейчас покалывать начала в кисти, кровь пошла. Теперь бы ещё раз натянуть.