Кристальный пик

Гор Анастасия

— Только поглядите, как смело рассуждает! А сам ведь лишь других бездумно отражает. Пустое брошенное зеркало, что столько красоты напрасно исковеркало.

Совиный Принц, где бы он ни пропадал до этого, теперь стоял прямо передо мной. Очевидно, я ошиблась, и он вовсе не собирался смотреть и изучать Селена с безопасного расстояния — он собирался повстречаться с ним лицом к лицу. Потому и возник между нами, закрыв меня от жадного взгляда кроваво-красных глаз крылом широким и надежным, как стена.

— Так вот, значит, ты какой... — протянул Принц с неподдельным интересом. — Мор, нарушивший божественный покой.

—

У меня есть имя. Я Селен, — сказал тот раздраженно, опустив кровоточащую культю. Растопыренные перья Принца скрыли ее от меня на миг, но когда Селен вновь поднял из-за них руку, та оказалась целой и невредимой. Лишь рукав рубахи, короткий и рванный, да такая же мертвая конечность, все еще лежащая у меня под ногами, доказывали, что мне не привиделось. Селен исцелялся гораздо быстрее, чем любой дракон. — А ты кто такой? Почему стоишь между мной и Рубин?

Совиный Принц рассмеялся, как рассмеялось бы любое божество, имеющее тысячи каменных домов по всему свету и впервые за столетия повстречавшее кого-то, кто и впрямь ничего не ведает о нем. Вдоволь позабавленный этим, Принц двинулся Селену навстречу. То, как лениво он шел к нему, и как разглядывал при этом, склонив голову в бок, заставило меня задаться вопросом: если оружием Медвежьего Стража были кулаки, оружием Волчьей Госпожи — сейд, то каким же оружием владел Совиный Принц? Не мудрость ли то, умение видеть сквозь вещи и наперед? Достаточно ли этого, чтобы он наконец-то понял, как покончить с Туманом раз и навсегда?

— Ты на сестрицу нашу обрушил свой злосчастный рок, — сказал Совиный Принц, вдруг остановившись и разведя плечи вместе с коричнево-рыжими крыльями. — За это надо преподать тебе урок!

Ветер подхватил и подбросил в воздух золоченные листья. На секунду Совиный Принц полностью скрылся в их облаке, а затем раздался уже знакомый свист — он бросился вперед, рассекая воздух, и точно так же рассек Селену лицо вскинутым крылом. Изгиб его был острым, как бритва. Снова брызнула кровь, ему не принадлежащая, бесчестно и жестоко отобранная. Совиный Принц завертелся на месте, и крови этой стало больше. Он буквально выпускал ее из пятящегося Селена, будто стремился опустошить его.

Я оказалась между двух огней — между домом, где смерть грозила моей любви, и между Кристальным пиком, где смерть грозила всему миру. И ни там, ни здесь я не могла опять помочь. И после этого меня зовут Бродяжкой? Думают, будто в прошлой жизни я была ею? Да Дейрдре бы никогда не стала отсиживаться за чужой спиной, беспомощная!

Она бы никогда не сдалась.

Что я могу сделать?

Что я могу попытаться сделать, даже если не уверена, что получится?

Тяжело опустившись на единственную уцелевшую ступеньку, подмяв под себя порванную тунику, я растерла большим пальцем свой мизинец, вспоминая ощущение теплой волчьей шерсти, пульсирующей на нем. Все это время нить оберегала меня, точно сами волчицы оберегают своих щенят. Повязав ее на мне, Хагалаз сделала меня и мои мысли недосягаемыми для Селена. А ведь прежде наша связь, оказывается, была обоюдной. Там, в хижине Рубинового леса, я тоже воспользовалась ей, проникнув туда, где шумел морской прибой и копился мрак. Смогу ли я снова сделать это, но уже без Хагалаз? Смогу ли хоть как-то помочь Принцу? Пускай и в помощи этой он, похоже, не нуждался.

— Не поймал!

Совиный

Принц перекувыркнулся через Селена, попытавшегося обхватить его руками, и тот, наверное, впервые в жизни познал ярость и вкус разочарования. Его уже зажившее лицо исказилось, белки глаз потемнели, и Селен стал атаковать Принца когтями и зубами в два раза усерднее, но все еще недостаточно быстро. Потеря крови сделала его медлительным, вялым, как от болезни, и предсказуемым. Теперь, чтобы уходить от атаки Селена, Совиному Принцу даже не требовалось прилагать усилий. Он просто перепрыгивал с места на место, будто дразнил Селена и играл с ним в догонялки. Крылья лежали за его спиной, плотно сомкнутые, чтобы не мешаться. Ловкость, с которой Принц маневрировал, была заключена не в них, а в его худощавом вечно молодом теле. Он был гибким, как прут, и двигался на ногах так же быстро, как в полете, ускользая из-под носа Селена раньше, чем тот успевал хотя бы до него дотронуться.

— Медленно. Слишко-ом медленно! Чего так неуверенно? Старайся лучше!

Совиный Принц перемещался так стремительно, что я даже не сразу заметила, как он сам при этом умудряется касаться Селена — поверхностно, скользяще... Грудь, затылок, лоб, шея, икры. Принц словно что-то искал в его теле, то и дело прикладывая к нему раскрытую ладонь, но никак не мог найти. Неужто тот самый секрет, ради которого мы все здесь? Если так, то чем медленнее будет двигаться Селен, тем проще будет Совиному Принцу его отыскать...

Снова растерев основание мизинца, я закрыла глаза и глубоко вздохнула, успокаиваясь. Я ни раз видела, как вёльвы взывают к сейду — они дышат в унисон с луной и солнцем, морями и океанами, цветами и землей. Они дышат размеренно, глубоко, вместе с миром, и позволяют себе услышать его, чтобы он услышал их. И отозвался.

— Подведи коня к хомуту, подведи кота к миске с молоком, — пропела я едва слышно. — Ах, я не могу заставить свою любовь сесть мне на колени, и целовать ее тайком!

Голод. Это было первое и единственное, что я почувствовала, когда потянулась к Селену и разумом, и уцелевшими крупицами своей души. Омерзительное сосание под ложечкой, отзывающееся урчанием в желудке; горькая слюна, разбавленная желчью, набравшаяся во рту; зуд в деснах, боль в зубах, жаждущих вонзиться во что-то мягкое, разодрать, оторвать кусок. Сколько бы я не искала в Селене иных чувств, продолжая петь, я ничего более не находила — только бесконечное желание питаться. Внутренняя пустота, которую он стремился заполнить чужим мясом.

«Что ты делаешь, Руби?»

— Пока осень лето сменяет, пока море соль сохраняет, пока старики носят гриву седую, я никогда не оставлю свою дорогую.

Морской прибой. Влажные стены, пещеры и туннели, истекающее соленой влагой. Массивные колоны с каннелюрами и балконы, из которых видно сплошь синее небо — и ничего больше. Где бы это место не находилось, именно его Селен с тоской называл «домом». Там же находился и Сенджу. Я точно знала это, потому что намеренно искала его, ухватившись за возможность украсть у Селена знания точно так же, как он все это время крал мои. Откуда-то из теней доносился слабый звон серебряных колец, надетых на завитые рога, и слышалось приглушенное гудение тальхарпы.