Кронпринцы в роли оруженосцев
Шрифт:
Понятливые официанты тотчас же кинулись к столикам с бутылками. Пробки заранее были отвинчены. Горлышки бутылок мигом приблизились к граненому хрусталю.
— Нет-нет! — нарушил разработанную схему торопливый, хотя и негромкий возглас Русакова. Казалось, в этих коротких словах соединилось множество противоречивых интонаций — просьба к гостеприимным хозяевам, повеление начальника, предостережение старшего товарища, страх дисциплинированного чиновника.
— Нет-нет! — как бы опасаясь, что он не был услышан, повторил скороговоркой свое отрицание секретарь ЦК.
Руки
— Во вторник, позавчера, на заседании секретариата ЦК, — пояснил Русаков свой первоначальный возглас, — решили, что ЦК КПСС должен показать пример во всей антиалкогольной кампании. Письма стали поступать: дескать, водку запрещаете, а в своих дачных поселках продаете. Поэтому управляющему делами ЦК строго поручили, чтобы нигде, ни в одном буфете, столовой, особняке или дачном поселке — ни одной бутылки даже пива не было.
В резиденции Марийского обкома воцарилась мертвая тишина. Русаков почувствовал, что надо подкрепить свою информацию конкретным примером:
— Вчера я обедал с польской делегацией в партийной гостинице на улице Димитрова. За все годы, что я с поляками общаюсь, — а это уже лет тридцать получится, — впервые на столе рюмок не было.
— Даже с иностранцами нельзя? — вырвался у кого-то то ли вопрос, то ли стон, то ли протест.
— Что же можно на стол иностранцам поставить, когда вообще в партийной гостинице ни одной бутылки нет, чтобы и соблазна не возникало? — парировал Русаков уловленный им в вопросе выпад.
— Правильно, — быстро сориентировался первый секретарь обкома, — я давно требую покончить с этим злом. Вот так надо! Как ЦК КПСС. Он всегда нам пример дает. Чтобы сегодня же, — обратился он к сидевшему с краю стола управляющему делами обкома, — чтобы сегодня же вся эта (он хотел сказать «отрава», но осекся), вся эта… здесь не стояла.
Секретарь ЦК при своей обычной малословности сказал, видимо, и так гораздо больше, чем полагал нужным. Поэтому он молча погрузился в еду, давая понять, что разговор о спиртном окончен.
Но каково было хозяевам, которых переполняло желание выступить с тостами и здравицами. Да и как в Москве бы отнеслись, если бы они не нашли возможности выложить все эти освященные традицией «за», «во имя» и «ради».
— Налей-ка боржоми, — сказал первый секретарь вопросительно и сострадательно смотревшему на него старшему официанту. — Хотя под воду тосты, говорят, за умных людей не предлагаются, поэтому я не с тостом, а просто с добрым словом хочу обратиться.
Собравшиеся почувствовали некоторое облегчение. Молодец первый секретарь! Нашел-таки выход для себя и для других: надо, стало быть, не с тостами выступать, а просто с пожеланиями.
Далее все пошло как положено. Даже некоторое оживление на лицах появилось, особенно у тех, кто отработал свое поручение и теперь наблюдал, как следующий оратор изворачивается, заменяя слово «тост» каким-то другим, еще непривычным оборотом речи.
Русаков за свои 40 лет руководящей деятельности столько здравиц наслушался,
Наконец застолье подошло к финишу, когда гость должен сказать какие-то слова в ответ, чтобы своим молчанием не бросить тень ни на обком и его первого секретаря, ни на пославший его сюда на выборы Центральный Комитет.
Его рука потянулась в сторону фужера. И тут же кто-то из расторопных членов бюро поставил перед ним бокал кумыса.
Конечно, в ответ на добрые слова неплохо было бы отведать прославленный напиток, воздав тем самым дань уважения народной традиции. Может быть, и активист, поставивший бокал с кумысом, руководствовался теми же целями. Может быть.
Но могло быть и иначе. Кумыс не со всякой едой спокойно сочетается. Последствия могут сказаться неожиданно и самым разрушительным образом.
По лицу первого секретаря обкома пробежала тень. Предстояли встреча кандидата в депутаты с трудящимися, митинг в драмтеатре, концерт. Все эти планы могли быть опрокинуты одним бокалом кумыса. А потом еще нужно отвечать перед девятым управлением КГБ, несшим охрану руководителей страны, перед четвертым управлением Минздрава, наблюдавшим за их здоровьем. К тому же наступили шаткие времена. За короткий срок с двумя генеральными секретарями распрощались. Не больно-то крепким выглядит и приехавший секретарь ЦК. Случись что неожиданное — всех разгонят. Хорошо если райком дадут, а то и в колхоз отправят.
Все это, видимо, мигом пронеслось в голове первого секретаря обкома. Его рука дотянулась до бокала с кумысом скорее, чем это успел сделать Русаков.
— Мы завтра при поездке по городу специально остановимся у молочного завода, чтобы отведать свежего кумыса. Не будем разочаровывать вас тем, что здесь постояло хотя бы два часа.
Первый секретарь обкома с добродушной улыбкой поставил перед гостем чистый фужер, кивнул официанту на боржоми, коротким взглядом прожег подчиненного, подсуетившегося с бокалом кумыса. Стало быть, уловил подвох во внешне гостеприимном жесте. Теперь наверняка учинит ему разнос за попытку вывести из строя приезжего начальника.
Русаков с фужером боржоми в руке произнес краткую речь с положенными по случаю приветами, здравицами, пожеланиями.
Все слова были на месте. Собравшиеся пытались изобразить на лицах восторг. Но напрасно. В глубине глаз таилось разочарование. Праздник не получился. Даже выместить обиду на желудке секретаря ЦК не удалось.
Торопливо распрощавшись, местные руководители покинули резиденцию. Русаков пригласил меня, прибывшего с ним помощника, зайти в кабинет.
— Вот что я подумал, — сказал он, когда мы остались одни. — Надо усилить ту часть моего выступления, где говорится о борьбе со злоупотреблением спиртным. И тут же — оттенить важность производства безалкогольных и традиционных напитков, таких как кумыс.