Кронпринцы в роли оруженосцев
Шрифт:
…С тех пор как был показал фильм «ЧП районного масштаба» в поселке Усово, прошло, наверное, лет пятнадцать. Реакция небольшого числа людей на один из элементов кинофильма — дело в общем-то ничтожное по сравнению с большим очистительным воздействием кинокартины, имевшей в Советском Союзе широкий прокат и вошедшей в фонд произведений искусства, изобличавших ханжество политического строя брежневской поры. Вместе с тем естествен вопрос: допустимо ли с точки зрения этики представлять к публичному показу в скабрезной ситуации конкретное политическое лицо, бросая на него сомнительную тень?
Из воссозданной выше картины может сложиться мнение, что есть
ВРЕДНАЯ СИЛА ПРИВЫЧКИ
Когда секретарем ЦК КПСС по социалистическим странам стал В.А. Медведев, то я достался ему в качестве некоего наследства от его предшественника К.В. Русакова. До этого назначения Медведев много лет работал ректором Академии общественных наук при ЦК КПСС, вел курс политэкономии социализма, систематически читал лекции как своим слушателям, так и в других аудиториях.
Видимо, от лекторской работы у него выработался, можно сказать, биологический регламент выступлений. Они продолжались ровно полтора часа. Если ожидались вопросы, то выступление длилось час с четвертью, а четверть часа уходила на ответы.
Абсолютно подсознательно этот режим общения был перенесен им на рабочие совещания в отделе ЦК КПСС, на информирование сотрудников о пленумах ЦК, заседаниях политбюро, визитах генерального секретаря за границу. При выступлении на любую тему — пустячную или обширную — уходило ровно полтора часа.
Что касается совещаний или собраний с участием только подчиненных, то, само собой, исполненные восхищения глаза собравшихся были устремлены к начальнику, руки в бешеном темпе заполняли рабочие блокноты, свидетельствуя о понимании сверхценности всей доверенной информации.
Сложнее было в тех случаях, когда на совещание собирались руководители институтов или органов печати, которые сами привыкли произносить речи и с трудом воспринимали длинные выступления, разумеется, если это не касалось встречи с высшим руководителем партии, которым был в ту пору М.С. Горбачев.
Рабочие совещания Медведев проводил, как правило, в своем кабинете, доставшемся от предшественников, в числе которых был когда-то Ю.В. Андропов. Это было вполне просторное помещение, если его использовать просто в качестве кабинета. Если же в него набиралось человек тридцать, то становилось тесно. К тому же помпезная люстра, чуть ли не в три десятка ламп, накаляла воздух так, что кондиционер оказывался не в состоянии поддерживать нормальную температуру. Мозги у собравшихся начинали плавиться, и сознание постепенно отключалось.
Как-то Медведев собрал у себя руководителей средств информации. Набрался полный кабинет. Впервые пришел и главный редактор «Литературной газеты» А.Б. Маковский,
Согласно своему статусу мэтра и старшего по возрасту из всех редакторов, Александр Борисович расположился на ближайшем к Медведеву стуле, буквально в метре от оратора за столом заседаний, который составлял Т-образную конструкцию с письменным столом хозяина кабинета.
День был мрачный. Уличного света не хватало. И зажгли люстру, которая моментально выжгла весь кислород и наполнила комнату теплом хорошо протопленной печки.
Медведев, изредка поглядывая на лежащие перед ним листки, начал выступление в сложившемся лекционном плане. Доктринер по складу ума, он методично обозначал части своего выступления, выделял слагаемые обстановки традиционными «во-первых», «во-вторых» и т. д. Речь изобиловала категориями, постулатами и общими выводами при минимуме фактов и полном отсутствии имен.
Маковский достал из кармана сложенный вчетверо лист. Из уважения к секретарю сделал вид, что записывает содержание речи. Но, видимо, никак не мог ухватить логику абстрактного мышления. Поэтому написал лишь цифры 1, 2 и на том закончил попытки материализовать услышанное в собственном тексте.
Тогда он стал кивками головы выражать согласие с мнением оратора. Но вскоре оставил и эту форму участия в совещании, тем более что теоретические конструкции речи не имели четкого ритма, выгибались в замысловатые кривые. Это создавало угрозу кивнуть совсем невпопад, когда по тонкому смыслу сказанного надо бы покачать головой из стороны в сторону, выражая удивление или возмущение. С годами собственной руководящей работы у Александра Борисовича сказалась утрата навыков выслушивания чужих длинных речей. Вклиниться в речь Медведева с какой-либо репликой, освежить энергию засыпающего ума не было никакой возможности, поскольку для этого надо было бы проникнуться адекватным абстрактным мышлением.
Маковский терял силы. Он вытащил из верхнего наружного кармана пиджака спасительную сигару, ядовитый дым которой мог бы ударом по нервам вернуть желаемую бодрость. Но в кабинете некурящего педанта не было даже пепельниц, что предопределяло табу на курение.
Безнадежно писатель положил незажженную сигару на неисписанный лист бумаги рядом с застывшим от безделья карандашом. Руки со стола сползли на колени, спина потеряла выправку, голова стала клониться к столешнице.
Медведев непреклонно продолжал выступление, не меняя темпа, не делая пауз или ударений, не обращаясь к слушателям, будто его отделяло от них не расстояние в две вытянутые руки, а пространство между вознесенной над сценой трибуной и теряющимися вдали рядами актового зала.
К середине выступления последняя воля к сопротивлению была сломлена. Голова Маковского застыла в сантиметре от стола. В какое-то мгновение собравшиеся услышали вместо монолога дуэт, когда высокие ноты голоса оратора вдруг сплелись с баритональным похрапыванием главного редактора «Литературной газеты».
Ансамбль был разрушен Медведевым, который оборвал мелодию словами, обращенными ни к кому конкретно и ко всем сразу:
— Да разбудите же его кто-нибудь.
Кто-то сидевший справа от Маковского тронул его за локоть. Голова писателя вернулась в вертикальное положение. Он открыл глаза, взял в руки карандаш. Фигура приобрела выражение сосредоточенности и внимания. Он даже посмотрел на секретаря ЦК, будто хотел спросить: «Так, на чем мы остановились?»