Кронпринцы в роли оруженосцев
Шрифт:
Медведеву и надо было бы остановиться, но он не оценил ситуации, не смог преодолеть инерцию лекционной привычки, поскольку до «звонка» еще оставалось не менее сорока минут.
Речь полилась вновь в той же манере, опутывая слушателей паутиной сложных фраз, из которых не вычленяются отдельные мысленные нити, но формируется одно всеобъемлющее полотно, наглухо запеленывающее сознание.
Лишь опытные аппаратчики и стойкие сидельцы заседаний могут противостоять этому потоку слов, сосредоточиваясь на чем-нибудь важном, но полностью противоположном теме выступления, например на неразрешимой загадке: с кем обжимается его секретарша, пока начальника нет
Маковского, должно быть, уже не волновала эта тема. Не мог он воспользоваться и другим способом спасения — рисовать квадратики или рожицы, поскольку листок его бумаги находился прямо перед глазами оратора.
Спасения не было. Голова писателя опять начала клониться. Причем на этот раз с инерцией неудержимости. И он хлопнулся лбом о крышку стола.
Медведев оторопел и выключился из системы произнесения речи. Он уставился взглядом на Маковского, словно ожидая какого-то развития событий. И те не замедлили последовать.
Маковский нервно отпрянул от стола, встал и в сомнамбулическом состоянии пошел к двери. Но не к той, которая вела в приемную, а к другой, оказавшейся в поле его зрения и ведущей в так называемую комнату отдыха секретаря ЦК.
Такой поворот дела не входил ни в какой мыслимый сценарий, и вновь Медведев обратился ни к кому:
— Остановите же его наконец!
Быстрее всех нашелся самый молодой и энергичный в то время главный редактор «Нового времени» В.Н. Игнатенко. Он очень ловко подцепил Маковского под локоток, развернул его, словно в туре вальса, и вывел на свежий воздух в пустую приемную.
Медведев вернул себе невозмутимость и лишь одной фразой отметил необычность ситуации:
— Раньше Александр Борисович делал это менее заметно.
Через несколько минут А. Б. Чаковский вернулся как ни в чем не бывало. Речь подошла к концу. Слушатели, демонстрируя понимание, задали несколько ранее заготовленных вопросов. Затем были высказаны слова благодарности за яркий и убедительный рассказ о жизни социалистических стран. Секретарь ЦК, довольный собой, обещал через некоторое время вновь собрать редакторов на такое же творческое обсуждение текущей политики партии. На этом минута в минуту истекли полтора часа.
Все разошлись. Комната опустела. Как помощник секретаря ЦК, я остался последним. Чтобы смягчить впечатление от случая с А. Б. Чаковским, что-то сказал о неудобстве встречи в такой тесноте.
— Вот-вот, — ответил В.А. Медведев, — я уже заметил трудность аудитории. Серьезному мероприятию наносится ущерб из-за технических условий. Кабинет надо увеличить.
И действительно, вскоре к кабинету была присоединена еще одна комната. Так появился в здании ЦК КПСС самый просторный кабинет, в котором спокойно могли разместиться сорок-пятьдесят человек. Причем ближайший к оратору — на значительном расстоянии. Помещение оборудовали новым мощным кондиционером, лампы накаливания заменили не нагревающимися лампами дневного света.
Но Александр Борисович Чаковский уже не мог показать себя в новых условиях. Он был заменен более молодым редактором Юрием Петровичем Вороновым. Ну а продолжительность совещаний осталась прежней — полтора часа, из которых час с четвертью — на выступление основного оратора и пятнадцать минут — на вопросы, ответы и восторги по поводу услышанного.
В.А. Медведев был одной из ключевых фигур в проводимой М.С. Горбачевым политике перестройки. Когда я уже не работал с ним, но оказывался в числе слушателей полуторачасовых речей-лекций, невольно
У РУЛЯ ВЛАСТИ… ДО РАСПАДА ЛИЧНОСТИ
Когда по распоряжению М.С. Горбачева большинство отставных секретарей ЦК КПСС лишили госдач и предоставили им несравненно более скромные помещения для загородного отдыха в поселке Усово, в одном из соседних с нами домов поселился бывший член политбюро Андрей Павлович Кириленко. Он был одним из ближайших сподвижников Брежнева, непрестанно соревновавшийся с другим членом политбюро Михаилом Андреевичем Сусловым за право выглядеть этакой правой рукой Генерального секретаря ЦК КПСС. Когда Брежнев уходил в отпуск или по иным обстоятельствам покидал Москву, руководство партией возлагалось поочередно то на одного, то на другого. В политбюро Андрей Павлович отвечал за вопросы экономики в целом и промышленного развития особливо. Но когда он оставался что называется «на хозяйстве», то тут ему докладывали все дела.
В первой половине августа 1968 года Брежнев ушел на две недели в отпуск и поручил Кириленко отслеживать со Старой площади чехословацкую ситуацию, хотя и сам тщательно наблюдал за ней из Крыма. Созданная в ЦК группа экспертов во главе с Анатолием Ивановичем Блатовым, в которой состоял и я, каждое утро устно и письменно представляла Кириленко характеристику обстановки в Чехословакии и вокруг нее. Кабинет Кириленко располагался по соседству с кабинетом Брежнева, на том же сугубо охраняемом пятом этаже дома № 4 на Старой площади. Кириленко не снисходил до рукопожатий, когда мы входили к нему. Он поднимался из-за письменного стола и садился в торцевой части другого стола — для совещаний. Так тогда располагались все начальники. Зажженная сигарета не выходила из пальцев правой руки. Каких-либо записей по ходу совещания он не вел. Изредка бросал в сторону находившегося здесь же помощника: «Это надо запомнить и сообщить Леониду Ильичу на юг». Или наоборот: «Это не стоит передачи на юг».
Ко всем присутствующим Кириленко обращался только на «ты», хотя все говорили ему «вы».
— Ну, Мортин, — едва поворачивал он голову в сторону начальника Первого главного управления КГБ, — что можешь сказать об этой контре?
Даже Ильичев, который четырьмя годами раньше был секретарем ЦК, а Кириленко лишь членом бюро ЦК по РСФСР, не удостаивался иного обращения:
— Слушай, Ильичев, подготовь-ка отдельную справку об отношении американцев к делам в Чехословакии. Леонид Ильич интересовался этим.
Кажется, из нашей группы только Загладина удостаивал Андрей Павлович обращения не по фамилии. Говорил ему просто «Вадим», забывая, естественно, длинное отчество — Валентинович.
В какое-то время посреди разговора Кириленко мог встать и, не говоря ни слова, идти прямо… в книжный шкаф.
Человек, впервые увидевший такие пережитки средневековья, столбенел от неожиданности. Кириленко подходил к шкафу, дверцы которого были расцвечены корешками фолиантов, нажимал на ручку… И шкаф превращался в замаскированный проход в соседнее помещение, то ли комнату отдыха, то ли персональную столовую со столь же персональным местом отправления естественных потребностей. Такие помещения были при кабинетах всех секретарей ЦК. Однако никто, кроме Андрея Павловича, не драпировал вход в них декорацией из произведений политической литературы.