Кронпринцы в роли оруженосцев
Шрифт:
Конечно, чтобы писать в стиле литературных шедевров посла Добрынина, надо было заслужить соответствующее расположение Центра. Это давалось не всем. А дипломатическим сотрудникам рангом много ниже вменялось в обязанность быть более строгими и четкими в передаче разговоров.
Тем не менее записи бесед представляли собой подлинную школу учета фактов, их интерпретации и подачи, отвечающей восприятию неизвестного читателя и убеждающей его в том, в чем хотел убедить составитель записи беседы.
В отличие же от милицейского протокола запись беседы дипломатического работника никогда не может быть проверена или оспорена другим участником разговора. Предполагаю,
В истории дипломатических отношений из-за этого бывает масса курьезных случаев. Например, когда мне в 1989 году, в качестве секретаря комиссии Съезда народных депутатов СССР, пришлось заниматься историей заключения советско-германского договора о ненападении и секретного протокола от 23 августа 1939 года, было найдено множество записей разговоров официальных представителей обеих сторон. И ни одна запись, сделанная немецкой стороной, не совпадала с тем, что записывали советские представители.
Самыми показательными в этом плане были записи переговоров наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова с рейхсфюрером Германии Адольфом Гитлером в Берлине в декабре 1940 года.
Немецкие записи были сделаны очень подробно, с особенным упором на передачу речей Гитлера, которые чаще всего поданы дословно. Высказывания же Молотова переданы через обороты «он сослался», «пояснил», «заметил», что показывает условность записи, а главное — незначительность изложения советских взглядов по сравнению с исторической важностью каждого слова фюрера.
Соответственно, так же, но с полностью противоположной позиции составлена запись этих переговоров советской стороной: шире представлено то, что говорил Молотов, и только в общем плане оцениваются подходы Гитлера к обсуждавшимся вопросам.
Правда, дошедшие до нас документы обеих сторон различны по форме. Немецкий ближе к стенографической записи, а советский представляет собой шифротелеграммы, адресованные Молотовым Сталину, шифровки же в ту пору делались по возможности краткими.
Такое смещение акцентов делалось и много позже. Когда после «бархатной революции» в Чехословакии и развала СССР были преданы гласности записи советско-чехословацких встреч на высшем уровне, то есть между Брежневым и Гусаком, то оказалось, что они далеко не во всем совпадают, хотя отношения тогда именовались братскими.
В любом случае, близки они к истине или далеки от нее, записи бесед от самого последнего клерка до глав государств составляют совершенно необходимый род литературной деятельности чиновников дипломатической службы. Ее не минует никто, кто хоть раз рот открыл то ли в роли переводчика, то ли собеседника. А это уже волей-неволей ведет к накоплению опыта письма, который, естественно, у каждого развивается по-своему. Но очевидно, что в среднем участники международного общения оказываются более подготовленными к написанию политических текстов, чем их сверстники, занятые, допустим, на инженерной работе.
Соответственно этому, как я позже заметил, в той части государственного или партийного аппарата, которая связана была с написанием речей для руководства страны, выходцев из международной сферы было пропорционально больше по сравнению с тем местом, которое занимала в выступлениях внешнеполитическая проблематика.
Некоторые аналитики, стоит заметить, связывали такую диспропорцию с большей престижностью работы в международных отношениях, более высокими заработками, что вело к притоку сюда лучше подготовленных
«ПИШУТ РЕЧИ ДЛЯ ВОЖДЕЙ, КРУТЯТ ФИЛЬМЫ ПРО Б…ДЕЙ
Вынесенные в заголовок слова взяты из куплетов, ходивших в кругах московских интеллигентов в 60—70-х годах. Не помню, кто их автор. Но рисуют они простую картину жизни профессиональных писателей начальственных речей, которых вывозили за город на месяц-полтора, обеспечивали вкусной и здоровой пищей, давали по спец-разрешению смотреть закрытые для советских граждан зарубежные фильмы, а взамен требовали качественный продукт — текст, который вошел бы в собрание сочинений того или иного руководителя страны.
Это продолжалось долго. Полагаю, что происходит и сейчас. Вот только про что сейчас смотрят фильмы, сказать нельзя, поскольку про этих самых б...дей и в обычном телевизоре смотреть можно.
Состав людей, писавших в Советском Союзе «речи для вождей», формировался из представителей нескольких сфер деятельности. Об одной из них — дипломатической — сказано. Другая мощная часть — партийно-пропагандистский аппарат, включавший прежде всего работников идеологических отделов ЦК КПСС, а также журналистов и ученых-обществоведов.
Понятно, что в зависимости от направленности выступлений в их подготовке принимали участие конкретные специалисты соответствующего профиля. Например, выступления по сельскохозяйственным, строительным, военным вопросам требовали подключения соответствующих авторитетных, знающих дело разработчиков, хотя их тоже чаще всего пытались найти главным образом в журналистике.
Сошлюсь на пример своего первого участия в подготовке выступления Л.И. Брежнева. Это было через полгода после его избрания руководителем КПСС. Предстояла торжественная встреча на Красной площади космонавтов Беляева и Леонова, совершившего первый выход в открытый космос. Тогда в личном секретариате Брежнева было всего два помощника — А.М. Александров-Агентов и В.А. Голиков. Первый из них слыл большим специалистом по написанию речей, именно это качество предопределяло его перевод всвое время к Брежневу с должности помощника министра иностранных дел СССР. Ему и поручено было возглавить подготовку выступления на встрече космонавтов.
Для давнего сотрудника МИДа естественным было опереться на помощь кого-нибудь из той же «мидовской» среды. Наиболее подходящим для этого был бы заведующий отделом печати Л.М. Замятин, но он прежде входил в число главных авторов выступлений Хрущева, мелькал всюду в поездках рядом с ним. Поэтому включение Замятина в обойму авторов нового партийного лидера было несвоевременным.
Нужны были какие-нибудь безвестные фигуры. Александров-Агентов попросил заместителя министра иностранных дел Кузнецова прислать парочку пишущих людей. Тот дал поручение Замятину, который вызвал двух молодых по критериям того времени борзописцев, поднатасканных на написание политических текстов. Этими двумя были заместитель заведующего отделом печати, мой давний товарищ по работе еще в комитете информации Б.Д. Пяды-шев и я, советник того же отдела.