Кронпринцы в роли оруженосцев
Шрифт:
Ну, а Медведев — в полную противоположность — максимально полно передавал вниз информацию, которую сам получал от заседаний наверху, то есть от Политбюро или Секретариата ЦК КПСС. Это позволяло каждому отчетливо представлять место своих задач в общей системе действий, которыми живет в данный момент весь аппарат Центрального Комитета.
Что же касается интеллектуальных ценностей, идущих снизу, то здесь подходы Яковлева и Медведева менялись. Медведева интересовали только те сведения, которые нужны были для встраивания в сложившуюся у него схему или для создаваемого им логического ряда.
Яковлева же больше интересовали не сведения, даже если они формируют какую-то геометрическую фигуру —
От этого у обоих было в равной степени потребитель-ское отношение к подчиненным с точки зрения интеллектуальной эксплуатации, но этот потребительский подход имел принципиальные отличия в чисто человеческом плане.
Два конкретных примера. Первый связан со мной. За время работы Медведева секретарем ЦК по социалистическим странам у нас сложились, после первых дней недоверия, хорошие отношения. Принимал их Медведев или нет, но практически ко всем заседаниям политбюро и секретариата я, где в одиночку, а где и в содружестве с коллегами, готовил соображения буквально по всем пунктам повестки дня, кроме экономических (не хозяйственных, а чисто экономических) вопросов, по которым Медведев не терпел чужих точек зрения.
Как и прежде с Русаковым, участвовал я с Медведевым в работе заседаний стран Варшавского договора, совещаний секретарей ЦК, подготовке материалов, направлявшихся из нашего отдела в политбюро и секретариат ЦК. Словом, работа строилась по максимальной загруженности и на таком же доверии.
Более того, когда в отделе появилось вакантное место заместителя заведующего, Медведев написал записку в секретариат ЦК с предложением моей кандидатуры на это место. Как всегда, аппарат не держит внутренних тайн, о записке стало известно кое-кому из старших коллег, и, например, первый заместитель Медведева Рахма-нин, а также заместитель заведующего Шахназаров не замедлили позвонить мне и сказать, что каждый из них со своей стороны давно поддерживал такое назначение. В чем я и не сомневался.
Не вина Медведева, что когда он пришел к Горбачеву с этим предложением, тот ему назвал встречную другую кандидатуру. Другим кандидатом оказался мой хороший товарищ, прекрасный специалист, человек, фамилию которого надо бы писать только большими буквами. Это назначение не испортило наши с ним отношения.
Но как ни странно, сложившаяся ситуация тенью легла на отношение Медведева ко мне. Как сторонник быстрых действий и незамедлительных высказываний в чужой адрес, Медведев сразу же, как пришел от Горбачева, пригласил меня через секретаря зайти к нему. В кабинете тихо сидел, не проронив ни слова, Шахназаров. Медведев сказал, как обычно, в безлично отвлеченных выражениях: «Было предложение назначить вас заместителем заведующего отделом. Но сейчас ситуация изменилась. Видимо, будет другое решение».
С моей стороны оставалось только поблагодарить за доброе намерение и пожелать успехов тому, кого назначат. Можно было бы на этом и разойтись. Но Медведев решил поставить не точку, а какой-то другой знак препинания:
— Это не означает вашего ухода с работы. Вы можете остаться.
Естественной с моей стороны была признательность и за это соображение. Хотя в нем явственно проступал какой-то предостерегающий намек. И был он отражением того, что если чья-то кандидатура отодвинута генеральным секретарем, мнение которого было истиной в последней инстанции для Медведева, то, стало быть, она не представляла больше перспективы. А раз так, то зачем этот человек нужен? У нас незаменимых людей нет (кроме, разумеется, тех, кто так считает).
Примерно через год Горбачев сделал Медведева секретарем ЦК по идеологии. Это наконец-то давало
Медведев предложил мне подумать об отъезде за границу «куда-нибудь послом», сославшись на свое взаимопонимание с министром иностранных дел Шеварднадзе. Отъезд из Москвы меня не устраивал, и мы условились, что я перейду в международный отдел на должность консультанта, которую оставил более 15 лет назад. Но до того, как Медведев найдет достойную замену, он попросил меня еще поработать с ним.
Месяца через два в деловом тоне Медведев задал вопрос: «Как вы думаете, Мушкатеров подойдет на ваше место? Если вы поддерживаете, то напишите, пожалуйста, записку в ЦК и проект постановления насчет такой рокировки».
Естественно, у меня не было возражений. Юра Мушкатеров работал в том же отделе социалистических стран, свободно плавал в океане международных проблем, великолепно владел пером. Однако обращение Медведева выглядело более чем странным. Свою полную завершенность получила предельная форма феодальных отношений (вот когда сказалась она, крепостническая Ярославщи-на). Принятое вскоре решение ЦК о назначении моего преемника принесли мне, как помощнику, для последующего ознакомления секретаря ЦК. У нас состоялся последний разговор, и я выразил просьбу создать моему коллеге благоприятный рабочий режим. Только тогда я напомнил Медведеву о перенесенном Мушка-теровым тяжелом заболевании, не допускавшем больших перегрузок. К сожалению, боюсь, что натура схоласта и в данном случае исключала у Медведева проявления человечности.
Когда мы встретились через какое-то время у свежевырытой могилы и комья мерзлой земли ударились о крышку гроба, мне было совестно, что не убедил покупателя интеллектуального труда в простой истине: больше думать о человеке, работающем рядом.
Ну, а теперь настала очередь представить другой факт. Не столь печальный.
Среди людей, которые стали находкой в отделе соц-стран, когда его возглавил Медведев, одна из наиболее колоритных фигур — А.С. Ципко. Это такой сложный продукт советской эпохи, что одним словом его охарактеризовать нельзя.
Первый раз мне о Ципко говорил директор Института экономики мировой системы социализма академик Богомолов по вполне конкретному обстоятельству. В идеологических отделах ЦК КПСС с участием лидеров догматического крыла — Косолапова, Трапезникова, кажется, Голикова — развертывалась в краткий период пребывания у власти Черненко подлинная травля наиболее раскованных представителей общественных наук демократической направленности. Под ударом, в частности, оказывались два ведущих сотрудника института Бутенко и Ципко.
Отделы пропаганды и науки ставили целью в качестве показательной меры запретить этим и другим левым авторам публикацию материалов в академической печати, а также лишить их возможности заниматься преподавательской деятельностью. Это было еще в то время, когда отдел социалистических стран возглавлял Русаков, а секретарем ЦК по идеологии был Зимянин.
Сказать, что Русаков был защитником либералов, было бы не просто преувеличением, но прямой противоположностью истине. Он был недоверчивым противником любой новизны. И Косолапов был ему духовно ближе Богомолова со всей его командой. Но… Русаков сложился как руководитель, не допускавший вторжений в свою епархию. Еще с тех пор, как Сталин назначил его министром рыбного хозяйства, Русаков твердо знал, что никто из находящихся на его уровне, а тем более нижестоящих, не смел касаться порученного ему дела и работающих с ним людей.