Кровь и почва русской истории
Шрифт:
Для эссенциалистов, как следует из самого слова, этничность имеет онтологический статус, она субстанциальна. В представлении подавляющего большинства ученых, придерживающихся этого взгляда, этническая/национальная субстанция возникла исторически, однако ее происхождение уходит в такую седую древность, что разглядеть истоки практически невозможно, а поэтому этническое начало можно считать практически вечным. В современности оно обрело новую жизнь, преобразовавшись в нацию; нация – продолжение и развитие этноса. Если этническая субстанция преимущественно культурно-историческая, то у нации к этому добавляются экономические связи, политико-государственное единство и общая территория. Но в любом случае этнос и нация – сущностно социальные явления. Приблизительно таков преобладающий взгляд в рамках эссенциализма.
Альтернативная
Тем не менее, при всех принципиальных различиях эссенциализм и конструктивизм сходятся в одном ключевом пункте - понимании этнического/национального как сущностно социального. Не важно, возникли этносы/нации естественно и органично или же сконструированы, - они представляют собой социальные группы людей.
Лишь крошечная группа научных диссидентов уподобляет этнос/этничность биологической популяции (этнос - расширенная форма кровнородственного отбора) и настаивает на сущностно биологическом характере этнических групп. В этой интерпретации этничность и раса – изначальные и фундаментальные биологические данности.
Рассмотренная в таком ракурсе научная ситуация преображается, ее смысловым стержнем становится не примордиалистско-конструктивистская дихотомия, а дихотомия социологического и биологического подходов к этничности. В современном мире социологизаторские концепции доминируют и составляют важный элемент культурной и политической социализации, в то время как биологический подход предан остракизму. Причем аргументация против него носит не столько научный, сколько культурно-идеологический характер: понимать этничность как биологическую данность это де неполиткорректно и чревато расизмом. Очень странная аргументация, ведь истина никогда не определялась большинством голосов, а мораль, культура и идеология не могут быть арбитром в научной дискуссии. Наука внеположна идеологии и морали.
Самое же пикантное состоит в том, что социологизаторское понимание этничности не аргументировано, а его интеллектуальное превосходство представляет фикцию и затянувшееся недоразумение, которое поддерживается по незнанию или умышленно. Социологические концепции полностью провалились в попытках «ухватить» этническую специфику и дать ей научное определение.
Вне зависимости от парадигмальной принадлежности они описывают этническое через неэтнические признаки, но не могут объяснить, как и почему из неэтнических свойств возникло новое – этническое. Как уже показывалось во введении на примере анализа наиболее популярных определений русскости, язык, культура, религия, психический склад (национальный характер) и т.д. ни по отдельности, ни в любой комбинации не составляют этнического тождества и не способны его породить.
Если понимать этнос/этничность в духе примордиализма (или его мягкого варианта – перенниализма) как изначальную, врожденную, «вечную» человеческую характеристику, то таковая просто не может быть результатом констелляции исторически сложившихся факторов. Исследования по этнической антропологии возводят этногенез к неолиту и даже к палеолиту, когда невозможно говорить о религии, культуре и прочих «этнических» признаках в том смысле, в котором мы знаем их сегодня.
В общем, признавая этническую субстанцию эссенциалистский подход не смог выделить специфическое этническое качество. В этом смысле конструктивизм стал закономерной интеллектуальной реакцией на фиаско поисков этнической субстанции социологизаторскими методами. Однако при внешнем интеллектуальном блеске он оказался в той же самой логико-методологической ловушке.
Конструктивизм не в состоянии объяснить, почему в результате социального творчества людей в неэтнической среде возникает
Этническое самосознание (или этническая идентичность) не может считаться атрибутирующим признаком этничности, пока не установлен тот самый этнический признак, который осознается или хотя бы интуитивно ощущается. Если этнос/этничность существует, то он должен обладать качественной определенностью, собственными реальными признаками, которые и отражаются сознанием. «Не может реально существовать нечто, не имеющее качественной определенности, т.е. не имеющее собственных реальных признаков – такова аксиома, выработанная многовековой историей философской мысли»[34]. Но этого признака конструктивизм не указал точно так же, как его не указал социологизаторский примордиализм. Позиция же врожденной этничности сознания социологическими концепциями исключается как биологизаторская.
Популярные постмодернистские концепции ситуативной этничности имеют своей базовой методологической посылкой бессознательную ошибку или сознательную фальсификацию. Взять, например, идею Фредерика Барта об определяемой культурными границами ситуативной этничности. Суть ее в том, что сам факт проведения границ в гомогенной среде конституирует группы, в том числе этнические. Но почему (само)разграничения создают этническую специфику там, где ее раньше не было и где присутствовало исключительно неэтническое содержание? Оппозиционалистское противопоставление «мы – они» свойственно осознанию индивидом своей принадлежности к любой группе с аналогичными свойствами. В той мере, в какой эти оппозиции формируются и осознаются, они основываются на присущих только им собственных признаках. Иначе говоря, противопоставление мужчин и женщин, стариков и детей основывается на биологических признаках, социальных групп – на их месте в структуре данного общества и т.д. Стало быть, в основе этнической оппозиции должен лежать этнический признак, который, напомню, обнаружить не удалось.
И уж совершенным абсурдом прозвучит допущение, что сам факт проведения границ генерирует этничность из ничего - ex nihilo nihil. Допустить противоположное, значит занять креационистскую позицию, которую вряд ли стоит всерьез обсуждать в научном контексте.
Столь же «убедительна» концепция возникновения этничности вследствие путешествия индивидуальной/коллективной идентичности по набору доступных в данных момент культурных конфигураций или систем[35]. Здесь терминологический блеск прикрывает нищету интеллекта и отсутствие хотя бы элементарной логики. Если те или иные «культурные конфигурации или системы» приобретают этнический характер, значит ли это, что культура хотя бы в части своей имманентно этнична? Если же этническую окраску «конфигурациям и системам» придает «дрейфующая идентичность», то в какой своей части этнична индивидуальная/коллективная идентичность? Если неэтничны ни культура, ни идентичность, то почему в результате их взаимодействия возникает совершенно новое, пусть даже ситуативное, этническое качество? Любые формы взаимодействия культуры и идентичности «не тянут» на статус обладающей эмерджентным свойством (то есть способной порождать новую функцию, новое качество) системы.
Интеллектуальный стиль и концептуальное «богатство» постмодернистской этнологии можно описать двумя хлесткими фразами: логика железная, да точка отправления дурацкая (или откровенно сфальсифицированная); релятивизм – диалектика дураков.
Вне зависимости от парадигмальной принадлежности социологические концепции этноса/этничности оказалась перед общей неприятной дилеммой: оценить собственную теоретическую неспособность «ухватить» этничность как результат отсутствия объекта исследования – этноса/этничности (как бы они при этом не понимались – субстанциально или как реальность отношений), или же признать неадекватность теоретической концептуализации природы изучаемого явления.