Кровь в его жилах
Шрифт:
— Нахал, — припечатала его Светлана. Он не шут — нахал. Мало ей было Екатерины Андреевны, так теперь этот на неё свалился. Она прикоснулась к спинке стула — ругаться было бесполезно, тут снова Соколову стоит все высказывать. Стоило поспешить с завтраком, пока не остыл чай. Да и на службу пора — успеть бы до того, как в управу придут московские маги. Ей надо переговорить с Екатериной Андреевной — конкурировать с магами за огненного змея она не будет. Змей только её и точка! Надо решить, как это устроить.
Калина опередил её — сам выдвинул стул и помог сесть:
— Прошу!
Она лишь кивнула на другой конец стола:
— Присаживайся… Только сперва вторую чашку себе раздобудь. — Светлана придвинула к себе сахарницу и щипцами бросила в чашку несколько кубиков рафинада, наблюдая, как они тают на дне — совсем как её привычная за последние несколько лет, уютная жизнь. Она ей нравилась, несмотря на безденежье.
Калина тут же посерьезнел:
— Не положено, ваше императорское высочество. — Его глаза, как вчера, затянуло тьмой.
Светлана холодно напомнила:
— Тебе не положено нарушать мои приказы. — Есть, когда тебе преданно заглядывают в рот, она не умела. — Садись!
Калина продолжил упорствовать:
— Спорно. В случае критической ситуации вы можете отдать неподходящий приказ. Моя задача спасти вас любой ценой, так что нарушать ваши приказы я буду. Примите как должное.
Светлана откинулась на спинку стула, вспоминая свою приспешницу:
— И тебя я тоже уволить не могу… Полагаю, так?
— А надо? — осторожно поинтересовался Калина.
До принятия клятвы он ей не подчиняется, после принятия клятвы его уже точно не прогонишь — что за нелепость!
— Сядь, пожалуйста, мне чай в горле комом встанет от вашей опричной муштры. Думаешь, это приятно: завтракать, когда на каждый твой кусок, отправляемый в рот, преданно смотрят?
Калина задумчиво скосил глаза вбок, словно выслушивал инструкции, а потом все же достал из кромежа вторую чашку, только с кофе, и сел напротив Светланы. Под её прямым взглядом он ни капли не смутился — подумал и взял с тарелки свежую булочку с корицей, щедро откусил чуть ли не половину булки и запил кофе. Не сербая. Уже хорошо. Вспомнился Саша — как он завтракал тут со Светланой. В камере никто ему не принесет свежий кофе и не подаст булочки. Там холодно, полно крыс и насекомых и отвратительно воняет. И главное, Саша ничем не заслужил находиться там. Он, в отличие от Светланы, четко осознавал разницу в положении между ними. Он более трезвомыслящ, чем она. Понять бы еще, кто его туда засадил, а для этого надо как можно быстрее ловить змея — как только удастся сбагрить куда-то боевых магов и добыть у Аксенова нательные кресты Лапшиных.
— Кто ты? — Светлана осторожно пригубила чай — он был идеально заварен: крепкий, бархатистый, до безумия напоминавший детство. По утрам она не любила есть — с трудом, преодолевая тошноту, запихивала в себя кружку чая или кофе, но запах свежей сдобы был потрясающим — она не удержалась и отломила кусочек от булочки.
Опричник поставил на стол свою кружку и со смешинками, так и пляшущими в его светлых сейчас глазах — тьма куда-то ушла вглубь, не выдавая себя, — сказал:
— Калина Алексей Петрович, глава
Чего-то подобного Светлана и ожидала. Издревле так сложилось, что императоры старались не держать возле себя секретарей — министры обижались, что нарушается их право лично докладывать царю-батюшке. Даже печати на доклады и резолюции отец ставил сам, не доверяя своему камердинеру. Только когда Митенька подрос, ему на правах цесаревича отец разрешил ставить печати, правда, все же редко… И надо же, у Светланы уже второй секретарь!
— То есть тот, кто решает всю политику за меня. Нужные опричнине бумаги дойдут быстрее, ненужные потеряются…
Калина пояснил, кажется, задетый в лучших чувствах:
— Я ваша стена между министрами, Сенатом и Государственной думой. Секретарь, фельдъегерь при необходимости, гридень и собутыльник. И служу я ради страны, а не ради корысти. Я кромешник — мне ничего не надо.
Светлана припечатала его:
— Мой личный Волков-старший.
Опричник скрылся за чашкой, делая долгий глоток — успокаивался или подбирал более ехидный вариант ответа? Калина еще и булкой закусил, беря паузу. Светлана его не торопила: сдоба у императорского пекаря, и впрямь, чудесно вышла. Наконец, Калина собрался с мыслями:
— Обижаете, ваше императорское высочество. Князь Волков при вашем отце правил единолично. Ваш папенька только печати свои и ставил на подсунутые Волковым бумажки. Знаете, как его в народе прозвали? Отнюдь не тронодержателем, а Волковым Первым. Я же к вам представлен, чтобы оградить от первого вала бумаг и попыток перетащить на свою сторону: князья у нас ушлые — будут пытаться вас перекупить только так. Вы же пока никого не знаете — вам даже опереться не на кого. Обопретесь не на того — стране придется несладко.
— У меня уже есть секретарь — Екатерина Андреевна Дальногорская.
Калина улыбнулся:
— Тогда, прошу, почитайте доклад о Тихвинском ските.
Светлана настороженно посмотрела на опричника, но этот нахал снова уперся взглядом в чашку с кофе, ища там смысл жизни. Она придвинула к себе бумаги и только из вредности принялась изучать их по порядку. Первым был доклад о состоянии детей из Муратово. Светлана улыбнулась: с ними все было хорошо. Только найти источник проклятья пока не удалось. Следующим был педантично составленный отчет о состоянии защиты губернской больницы. Оно было плачевным — с сентября, оказывается, так и не были заменены артефакты, которые сломала Светлана. И не понять, что же помешало змею узнавать новости в больнице. Что не мешало ему там появляться, но мешало подслушивать? Вот же… Загадка.
Потом был доклад о состоянии Павла Мурова. Колдуны допускали возможность его обучения, психиатры настаивали на наблюдении, маги пока не дали своего заключения. Внизу от руки было приписано с непонятной закорючкой вместо подписи: «проверка показала, что в момент попытки Елизаветы Павловны шагнуть в кромеж, никто из личного состава опричнины оказать ей сопротивление и помешать не мог». Светлана поморщилась: то есть это сделал все же Павел или кто-то не из опричнины. Зачем только? Кому помешали дети из Муратово?