Кровь в его жилах
Шрифт:
Пауза чуть затянулась, а потом все же Светлане ответили — она уже пошла прочь от театра, перейдя улицу и направляясь к Липовой, ведущей домой:
— Магвозмущение второй степени. В тот момент уже шла служба в ближайшем храме. Что-то еще?
Светлана кивнула, задумчиво глядя себе под ноги — тротуар после снегопада плохо почистили, городовых на дворников нет!
— Магвозмущения на детекторах в момент пожара дома Лапшиных были?
Мимо пронесся магомобиль, его пассажирам было все равно, что чиновница в черной шинели идет и разговаривает сама с собой.
— Тоже второй
Она прищурилась:
— … с октября. С десятого октября — с момента нападения со светочем.
— Забрать дело в опричный сыск?
Светлана посмотрела в сторону голоса и, конечно же, никого не увидела.
— Нет, не сметь!
Если с Аксеновым еще как-то можно найти точки соприкосновения и попытаться повлиять на расследование, то на Соколова ей давить нечем. Дело уйдет в опричный сыск с концами, её даже с результатами расследования и суда могут не ознакомить: зачем тревожить Великую княжну лишний раз?
— Так точно, — пробурчала тьма.
С другого бока от Светланы, хватая под локоток, чтобы она не поскользнулась на тонкой корке неубранного дворником льда, раздалось иным голосом:
— И кого мы ищем? Пироманьяка? Сошедшего с ума огненного мага?
— Огненного змея, — сказала Светлана.
— Ааа… — слишком по-человечески удивилась тьма, убирая руку, стоило закончиться льду. — Огненные змеи иным промышляют, как у Лапшиных.
— А это не ваше дело! — резко сказала Светлана. Она слишком хорошо помнила и поцелуи, и объятья, и боль потом, потому что предала Сашу, пусть и не хотела того.
Тьма замолчала. То ли обиделась, что опричникам совсем не свойственно, то ли больше сказать было нечего.
Мысли снова вернулись к Саше. Аксенов слишком правильный в расследовании, слишком педантичный и… Именно на этом его и поймали, заставляя арестовывать Сашу. Только кто мог так подставить его? Лапшиным вроде не было смысла — анонимку писала не Вера. Кто тогда? Соколов, увидевший в Серых ручьях непозволительные объятья, или Дальногорские? Эти в игре давно, уже три года как. Деда Екатерины может сильно волновать ненужно возникший Громов как Светланин любовный интерес. Мать всегда говорила, что нельзя выдавать свои чувства — по ним могут больно ударить. Ударили. Причем по Саше. Дальногорский или Соколов? Волков тоже на жениха намекал…
Светлана шагнула под памятные ворота в честь русского оружия. Тут противно воняло человеческими испражнениями, словно туалетов в Суходольске нет. Стараясь быстрее промчаться под воротами, она почти не обратила внимания, как ища защиту от ветра жались в темноте к стенам трое парней в старых, грязных тулупах и картузах вместо теплых шапок. Сапоги в гармошку на них были старые, заношенные, не раз поди латанные…
За спиной возникла странная возня — Светлана, зажигая на ладони огонь, стремительно развернулась. Опричники были быстрее — все трое парней были прикованы за шею тьмой к грязной, давно небеленой стене арки. И тьма угрожающе сжималась, таща парней вверх, заставляя их стоять на цыпочках и еле слышно сипеть:
— Отпустите… Мы случайно… Мы не будем…
Опричник, лет тридцати
— Отставить!
Опричник развернулся к Светлане:
— Нападение на Вели…
Она его быстро поправила:
— … на чиновника! Карается ссылкой или заключением в тюрьму в зависимости от ранга чиновника. Отставить!
Опричник побелел, тьма поглотила его глаза полностью:
— Они пытались вас убить! Нападение на вас карается смертью сразу на месте преступления!
Светлана попыталась достучаться до опричника:
— Я лишь чиновник! А вы — закон, а не убийца! Соколова сюда! Срочно!
Тьма в глазах опричника отступила, но Светлана понимала, что это может быть ненадолго. Она увещевающе сказала:
— Вы не убийца. Поймите это. Вы закон. Вы должны задержать преступников и передать их в околоток.
Парни послушно закивали, соглашаясь сейчас на все:
— Бес попутал!
— Простите сердешно!
— Больше не будем!
Светлана посмотрела на них — в глазах метался только страх, а не раскаяние:
— Судье будете рассказывать сказки, как вас бес путал, а не мне.
Опричник молчал, словно что-то решал про себя. Тьма голодными щупальцами струилась из него, неприятно касаясь в том числе и Светлану. В какой момент даже ей хотелось каяться во всех прегрешениях, в том числе и украденных в детстве конфетах и испорченном в порыве злости на сестру платье. Парни, когда щупальца входили им в сердца, молились и винились, согласные на все — околоток лучше, чем их отдадут жандармам, и уж конечно лучше, чем опричник и его тьма, которая все же принялась медленно втягиваться в кромешника. Он расслабил пальцы, сжатые до этого в кулаки.
Из кромежа стремительно шагнул Соколов — в домашней одежде: шлафроке поверх белоснежной сорочки со свободными брюками. В руках он еще комкал салфетку — кажется, его выдернули из-за обеденного стола. Он цепко осмотрел Светлану, погасив тьмой огонь на её руке:
— Не с вашим состоянием сейчас воевать, Елизавета Павловна.
Его взгляд переместился на замерших парней, все так и прикованных к стене, а потом он мрачно посмотрел на опричника:
— Калина, доложить!
Тьма за спиной Соколова металась еще двумя тенями, то проявлявшимися из кромежа, то вновь исчезающими в нем.
Опричник холодно отчитался:
— Попытка нападения и ограбления.
Соколов чуть наклонил голову на бок:
— Почему они еще живы?
Парни взвыли в три голоса, что больше никогда и ни за что, но тут же заткнулись — тьма полилась им в глотки.
Калина ответить не успел — вмешалась Светлана:
— Аристарх Борисович, отзовите своих головорезов! Внушите им уже, что они закон, а не убийцы. Напавших в околоток — пусть их судят за нападение и попытку ограбления. Нельзя убивать без суда и следствия — научите уже этому своих парней. Они не убийцы. Они люди, служащие стране и закону.