Кровавая графиня
Шрифт:
Столько надменности и презрения было в ее насмешках, что он весь вскипел, однако сдержался.
Но тут выражение ее лица опять переменилось. Строгая холодность уступила место улыбке, надменность и презрение сменились приветливостью.
— Вот вам моя рука, почтенный господин… Отпускаю вас не гневаясь, несмотря на свое разочарование, несмотря на то, что расстаемся мы без всякой надежды на встречу в близком будущем. Я хочу понять ваши чувства и уважать ваш супружеский и отцовский долг, хотя подобный долг — и с более давнего времени — вы могли бы испытывать и по отношению ко мне. Вы были бы очень удивлены, узнав
— Приеду, — твердо, уверенно пообещал он. Просьбу, высказанную при таких обстоятельствах и таким тоном, он не мог не удовлетворить.
— Однако, сударь — проговорила она, когда он склонился к ее руке, — вы пока еще не уйдете. Я простилась с вами лишь как с дорогим другом, но сейчас задержу вас ненадолго как официальное лицо. У меня к вам просьба. Мне нужна помощь!
— Нет такой вещи, в которой мы бы отказали вам!
— В Чахтицах мятежники мутят парод, сеют семена непокорности, — начала Алжбета Батори. — Я не чувствую себя в безопасности. Недавно я получила доказательство того, что горожане поддерживают этих опасных бунтарей.
I ем более что их возглавил воспитанник высшей школы в Виттенберге, Ян Калина, который так отплатил нам за то, что мой покойный муж и я помогли ему получить образование.
— О какой помощи идет речь, всемилостивая госпожа?
— О ратной! Надо защитить подорванное право и безопасность папства, усмирить мятежников и отбить у них охоту водиться с разбойниками. Я с тем и приехала в Прешпорок: пожаловаться и попросить у палатина помощи. К сожалению, явилась в неудачное время: земские обязанности позвали палатина в Вену. Я хотела подождать его возвращения, по здесь тоскливо и челядь дома без присмотра.
— Сколько ратников вам нужно?
— Две-три сотни, лучше три! За счет города и его жителей!
— Завтра утром я вернусь в Вену. Передам вашу просьбу палатину без промедления и с самыми искренними рекомендациями.
— Ка к быстро может быть удовлетворена моя просьба?
— Быстрее, чем вы предполагаете, ваша светлость! Не позднее чем через неделю войско пожалует в Чахтицы.
— Примите мою благодарность!
Алжбета Батори проводила гостя к дверям, что выходили во двор. Там она остановилась, глядя вослед уходящему.
Уже стемнело.
Из кареты у ворот вышла девушка, — то Эржика Приборская возвращалась от Медери. Она удивленно посмотрела на господина, стоявшего возле экипажа, в который тот собирался сесть. Он смотрел на нее пристальным изучающим взглядом. Сердце у нее бешено забилось. Неужели это ее отец?
Взволнованная этой мыслью, она ускорила шаг и влетела в объятия матери.
— Этой твой отец, Эржика! — шепнула графиня.
Между тем Юрай Заводский поднялся в экипаж. Он был в не меньшем замешательстве: казалось ему, что он только что увидел Алжбету Батори в восемнадцатилетнем возрасте. Он вспомнил ее намек о дочери или о сыне, хотя поначалу не придал ему особого значения.
Лицо его было спокойным, но в душе бушевала буря.
Что, если и впрямь это его дочь?
15. Из Чахтицкой
Возвращение Алжбеты Батори
И вновь я достаю из тайника хронику чахтицкого прихода, в которую, побуждаемый лучшими сторонами моего ума и совести, в вечерние или ночные часы одиночества украдкой вношу события, касающиеся города и церкви, дабы память о них сохранилась для грядущего.
Апреля 30 дня в лето 1610 от Рождества Христова под вечер в Чахтицы неожиданно воротилась Алжбета Батори, после чего подобно молнии разнеслось известие: завтра или послезавтра вслед за ней пожалуют ратники. Да смилостивится небо над моими прихожанами!
Госпожа воротилась из Прешпорка с двенадцатью девушками и пустыми телегами, поскольку множество самых разных подарков оставила в Прешпорке для его высочества палатина и других высокопоставленных лиц, дабы расположить их к себе. Приехала она без Эржики Приборской, кою оставила на попечение строгой и образованной матроны с целью обучения ее языку латинскому и венгерскому.
Мой дорогой молодой друг Павел Ледерер — да воздастся ему честью и славой за его неустрашимость в борьбе с несправедливостью и злодейством — принес мне нынче вечером такие вести.
Первое, что сделала Алжбета Батори, выйдя из кареты, это спросила:
«Где Вихрь?»
«В саду. Положили мы его на мягкую, свежую травку и прикрыли белой холстиной, — ответил Фицко, сделав вид, что растроган до слез, — чтобы ваше сиятельство могло еще раз увидеть его и последним взглядом попрощаться».
«Хорошо, — ответила она спокойно, — а что вы сделали с Анной Дарабул?»
«Она лежит в стойле, в том, в каком отравила Вихря, и завтра будет похоронена».
«Нет, похоронен будет один Вихрь! — крикнула она. — Эту бабу тотчас заройте безо всяких обрядов, без савана и без гроба, как самого распоследнего паршивого пса, где-нибудь в канаве в конце сада! А гробовщики пусть со своими подмастерьями изготовят гроб для Вихря!»
Потом госпожа графиня прошла в сад.
Там в великой печали отдернула с коня холстину и кинулась к нему, точно это был — да простятся мне эти слова — муж или возлюбленный, и разразилась над ним рыданиями и воплями. Фицко стоял рядом и ладонями отирал слезы, ибо, как он позже признался Павлу Ледереру, задыхался от смеха и едва сдерживал себя, чтобы не взорваться хохотом.
«Ваша графская милость, — сказал он, когда госпожа отошла от Вихря, — Дора, конечно, сообщила вам, что я совершил тяжкий проступок. Я был так возмущен преступлением Анны, что собственными руками лишил ее жизни. Я ничуть не сожалею об этом, по если вы сочтете нужным, отдайте меня в руки закона».
«Ты заслужил не наказания, а вознаграждения, — с благодарностью посмотрела на него госпожа, — ты сделал то, что сделала бы и я! А ты, Илона, — обратилась она к своей нечестивой служанке, — скажи мне, скольких девушек наняли мои люди?»
«Пока только двенадцать, ваша милость. Но еще не все вернулись».
«Где эти девушки?»
«Согласно вашему приказу, они в безопасном месте, в подземной темнице».
«Тотчас же приведи, хочу на них взглянуть!»
«Еще не совсем стемнело, ваша графская милость, — всполошилась Илона, — с улицы в замок то и дело заглядывают прохожие, зачем давать им повод к лишним сплетням».