Кровавая графиня
Шрифт:
— Ты права, Эржика. Этот отвратительный старый лис со своими неведомо почему воспетыми дипломатическими талантами и мужскими прелестями, заметными разве что его увядшим любовницам, действительно не достоин тебя. Поражаюсь, что находятся женщины, которым по вкусу такая тварь, которые отваживаются считать его мужчиной!
Эржика смотрела на мать округлившимися глазами. Граф Няри, смертельно оскорбленный, сжал челюсти.
— Я просто потрясена, — в изумлении проговорила девушка. — Если это так, зачем же ты выбрала его мне в мужья?
— Когда-нибудь поймешь. Сделай лишь то, что я тебе приказываю. Клянусь тебе,
— Но с графом Няри я и впрямь никогда не буду счастлива.
— Не с ним, так без него, но будешь, ха-ха-ха!
Ее смех был настолько зловещим, исполненным такого презрения, такой насмешки и злорадства, что Эржика затрепетала от ужаса. Подслушивавший граф был потрясен, он с трудом сдерживал себя. Не отнимая уха от замочной скважины, он все еще надеялся найти ответ на множество загадок. Но теперь загадок все прибывало, а вместо ответов на них он должен был выслушивать неслыханные оскорбления.
— Как это понять?
— Это тайна. Ты будешь его женой, но, однако, и не будешь ею!
Таинственность сказанного ошеломила и графа Няри.
— Уверяю тебя, — продолжала Алжбета Батори с загадочной улыбкой, — что это дипломатическое чудище никогда тебя не обнимет и его высохшие губы никогда не коснутся твоих свежих уст. Я сама шлепнулась бы в обморок, если бы этот жалкий урод предъявил тебе права супруга.
В графе все кипело, но он душил в себе искушение нажать ручку двери и ворваться в столовую.
Вдруг он отскочил от двери: госпожа встала. Ему показалось, что она направилась к гостиной. Но дверь не открылась, и он с облегчением вздохнул. Сел в кресло и постарался придать своему лицу выражение спокойное и равнодушное. Слышно было, как госпожа звала служанок.
Он не смог удержаться: снова прильнул к замочной скважине.
Алжбета Батори встала к самой двери, повернувшись к ней спиной. А между нею и столом, за которым сидела Эржика, выстраивались девушки. Эржика была явно удивлена, зачем это мать созвала всех служанок? Удивлялся и граф Няри. Из предыдущего разговора нельзя было понять, почему именно сейчас госпожа, продлив завтрак, созвала прислугу.
— Девушки, вы все собрались? Одна, две, три, пять, десять, да, все двенадцать. Вы служите у меня лишь пару дней, и я еще не успела научить вас, как вести себя и, главное, чего избегать.
Граф Няри был разочарован. Что за дикие причуды: встать из-за завтрака и поучать прислугу! Эта лекция его отнюдь не занимала. Однако он продолжал стоять, склонившись к замочной скважине. Внешность Эржики очаровывала его. Она была бы прекрасной любовницей!
— Я позвала вас, — строго говорила между тем графиня, — чтобы упредить вас от мерзкой привычки, свойственной лишь людям низким и подлым. Я не хочу, чтобы вы предавались этой привычке под моей крышей. Понятно?
— Нет, не понятно, — проговорила самая смелая из них.
— Я так и думала, — рассмеялась Алжбета Батори. — Тогда скажу вам яснее. Будьте внимательны!
Внезапно повернувшись, она молниеносно открыла дверь, ведшую в гостиную. Служанки вытаращили глаза. Удивлением озарилось и лицо Эржики. Граф Няри, склоненный у двери, казалось, окаменел: целая минута прошла, пока он опомнился и, выпрямившись, осознал, что, собственно, произошло. Он готов был провалиться
Застигнутый врасплох за своим постыдным занятием, он выглядел так потешно, что все громко захохотали.
— То-то же, девушки, — заметила, задыхаясь от смеха, Алжбета Батори, — это и есть та самая дурная привычка, которую я не прощаю. А теперь — ступайте и принимайтесь за работу!
Граф Няри стоял в дверях столовой точно каменное изваяние. Пожалуй, ни разу в жизни он не оказывался еще в таком непристойном положении, худшем даже, чем приключение в Чахтицах, когда его застигли в любовном угаре. И ужаснее всего было то, что Эржика тоже смеялась. Да, она уже не боится его, она смеется над ним, как над каким-нибудь шутом…
Служанки, разбежавшиеся по соседним комнатам, все еще продолжали смеяться. Невыносимо. Прислуга смеется над ним, а он должен все это терпеть!
Граф топтался на пороге столовой, не зная, куда девать руки. Наконец он вошел в столовую, сел в кресло и отдался на волю судьбы.
— Как вы догадались, мой сиятельный друг, — заговорил он, спустя минуту, пытаясь хотя бы чему-нибудь найти объяснение, — что я в гостиной?
— Точнее сказать, что вы там подслушиваете? — Она бросила на него брезгливый взгляд. — За это вы должны поблагодарить лишь то обстоятельство, что я обожаю утренний воздух. В Чахтицах почти не бывает дня, чтобы я не уносилась на своем дорогом Вихре надышаться вволю. Здесь у меня нет такой возможности — остается только окно. И сегодня я открыла его и была приятно поражена, увидев внизу коляску с вашим гербом и услышав ваш разговор с содержателем трактира у ворот. Излишне напоминать, что случилось это непроизвольно. Минутой позже я убедилась, что вы решили подождать в гостиной, пока я позавтракаю. Сказала я об этом и вашей милой невесте, как только она вошла в столовую. Совместными силами мы подвергли разгрому вашу гордость и мужские достоинства… Вы заслуживаете восхищения, что в ответ не выломали дверь, как сделал бы любой заурядный мужчина. Ха-ха-ха! Весьма похвально, что, едва отдохнув от танцев и развлечений, вы тотчас поспешили ко мне, чтобы поговорить со мной о подробностях близкой свадьбы.
К графу Няри постепенно возвращалось самообладание. Он счел за благо сделать вид, что ничего не случилось.
— Да, сиятельный друг, — заговорил он своим обычным сладким голосом, — именно такова цель моего визита.
— Вы хотите жениться в ближайшее же время?
— Именно! В самое ближайшее, — ответил он и бросил на свою невесту влюбленный взгляд. У графини этот взгляд вызвал раздражение, у Эржики — страх перед женихом, который слишком легко меняет обличье. С матерью он — сплошная любезность, с ней — отвергающее высокомерие. И все же второе ей куда милее.
— Это меня в самом деле радует, дорогой друг!
— Но прежде, чем мы займемся свадьбой и делами, с нею связанными, я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз.
— В столь малой просьбе я действительно не могу вам отказать, — ответила она, подмигнув Эржике.
Двое в четырех обличьях
— Так что же у вас на сердце, дорогой друг? — благосклонно спросила Алжбета Батори, когда Эржика вышла.
— Сущий пустяк, ваша светлость. Я готов исполнить ваше желание, но просил бы объяснить, отчего вы хотите выдать за меня свою любимую подругу, если вы такого низкого обо мне мнения?