Кроваво-красный
Шрифт:
— Не стоит, мы же одна семья...
Семья закончилась давно, когда Слушатель торжественно вручил черную робу. Осталась в убежище, а кто-то уже ушел в Пустоту. Мэг, заменявшая долгие годы мать большей части убежища, не потрудилась предупредить своего душителя о том, что ждет в Черной Руке, а Тацкат оказался умнее — не рвался к повышениям и работал в свое удовольствие, без попыток кому-то что-то доказать. И задавал меньше вопросов, на которые все равно не давали ясных ответов.
Терис задавать эти вопросы тоже начала. Ненужные, опасные вопросы, ответы на которые ей знать не положено. Хотя она и так уже узнала слишком много — в первую
Полукровка повернулась, обнимая за руку, и желание убивать отступило вместе с раздражением, оставив только почти приятные мысли о том, какими слухами будет теперь полниться убежище Аркуэн, так ценящей в подчиненных бесспорное уважение к своему авторитету.
***
За окном лил, не прекращая, ледяной дождь, и в его дымке терялся лес, еще сохранивший часть желтой листвы, яркими пятнами горевшей среди всеобщей серости. Где-то бесконечно далеко, едва различимая сквозь водяную завесу, виднелась Башня Белого Золота на фоне начинающего тускнеть к вечеру неба, обозначавшая близость столицы.
Остановиться в придорожной таверне пришлось еще засветло — ледяной ливень промочил насквозь, ветер проморозил до костей, и начавшийся у Терис кашель послужил сигналом — Спикер, вымокший не меньше ее, мрачно посмотрел на нее из-под капюшона и направил Тенегрива в сторону постоялого двора, высившегося на опушке леса. В комнате, единственной свободной в этот день, было холодно, но хотя бы не сыро, а снизу, из общего зала, долетал шум голосов — непогода загнала сюда всех путников, кого застала на дорогах. Стягивая тяжелый от дождя плащ, Терис даже позавидовала им — там, внизу, хотя бы тепло, и в каменных стенах меньше щелей, чем на деревянном втором этаже. Тепло, только им туда нельзя: общество торговцев, воров, бандитов и весьма подозрительных личностей, дающих себе туманное определение «искатели приключений» — не та компания, в которой можно отдохнуть, не опасаясь того, что вспыхнет потасовка. А потасовки сейчас совершенно ни к чему.
Сжавшись на краю кровати, Терис пыталась распутать шнуровку куртки, почти такой же сырой и холодной, как плащ. Пальцы, задубевшие на холоде, не гнулись, цеплялись ногтями и ничего не чувствовали, хотя всю дорогу она пыталась хоть как-то согреть их, натягивая донизу рукава — от перчаток без пальцев толку было немного, а взять другие, отправляясь в Королл в ясный погожий день, она не догадалась.
— Давай сюда руки. — Лашанс, хмурясь, сел напротив, и его вид породил у Терис смутное опасение, что пальцы ей сейчас за ненадобностью отрежут.
— З-зачем?.. — зубы, стучавшие от холода, клацнули чуть громче.
— Руки.
Полукровка опасливо протянула руки и чуть не отдернула их, когда Спикер до боли сжал ладонь, растирая с такой силой, что, наверное, лучше бы сразу отрезал. Терис,
— Вот, глотни. — убийца, отпустив ее руки, протянул ей фляжку, — Согреешься быстрее.
— А вы?.. — Терис онемевшими и покрасневшими от растирания пальцами взялась за фляжку, с облегчением чувствуя, что слушаются они чуть лучше, чем прежде, и иголками покалывает изнутри горячая кровь.
— Насчет еды узнаю и вернусь. Переодевайся пока. — он вышел, на мгновение впустив в комнату гомон, захлестнувший весь первый этаж. Песни, брань, перекрикивающие друг друга голоса, подгоняемые желанием поделиться последними слухами, но, к счастью, все было относительно мирно.
Глоток чего-то обжигающего и правда согрел, теплом разливаясь по конечностям и прогоняя кашель, и убийца справилась с одеждой быстро, успев промерзнуть заново. Глотнув еще пару раз, она забралась под одеяло, чувствуя, как льется по телу тепло, отгоняя холод и сырость. Обязательно надо поблагодарить Спикера...
Тепло медленно дошло до головы, и комната шатнулась перед глазами, закружившись в нетрезвом танце. Серые стены и рассохшиеся от времени доски пола внезапно показались до безумия милыми, трогающими до слез, как и песня, которую затянул внизу забредший в таверну менестрель. Нечто поэтическое, возвышенное, светлое, как мечта, пробуждающее любовь к ближним и миру, такому прекрасному, огромному... Миру, за который сражались и умирали, в котором было голубое небо, яркое солнце, и даже дождь с ледяным ветром были по-своему прекрасны. И люди были близки и любимы, все без исключения, даже галдящие внизу бандиты и торговцы, настолько близки и любимы, что щемило в груди и щипало в глазах.
— Терис, ты...ты чего? Что случилось? — Спикер, появившийся неизвестно когда и как, тряс ее за плечо, вынуждая оторваться от залитой слезами подушки.
— Вы... Вы такой хороший... — глотая слезы, полукровка смотрела на него широко раскрытыми глазами, — Я очень рада, что работаю у вас...
Лашанс, долю секунды смотревший на нее без искры понимания происходящего, покосился в сторону фляжки, сиротливо лежавшей на табурете около кровати.
— Сколько выпила?
Терис всхлипнула, чувствуя некоторое замешательство. Какая разница, сколько выпила, она совсем трезвая и готова излить душу самому близкому человеку, а он отвлекается на такие мелочи...
— Я не пьяная, чееестно! — она вцепилась в его руку, опасаясь, что он не поверит, — Я правда очень рада... Вот Аркуэн — та еще сука, а вы хороший...
Спикер вздохнул, как-то странно, но без злости посмотрев на Терис.
— Вы не верите?.. — взгляд, еще более непроницаемый, чем обычно, породил в душе искренний порыв доказать свои слова на деле, — Хотите, я кого-нибудь убью?..
— Не сейчас, Терис. — он попытался накрыть ее одеялом, но душевный порыв убийцы звал на подвиги.
— Меня не увидят, обещаю... — она села, выпутываясь из одеяла, — Я незамееетно...
— Терис, ляг и спи. — он попытался поймать ее за руку, но убийца уже шаткой, но целеустремленной походкой шла к плавающей впереди двери, как плащ волоча за собой одеяло.
— Я не хочу спать, я хочу убивать минотавров... Один раз вышло... Из лука... — воспоминание об охоте двухлетней давности придало сил в нелегком пути к двери, оказавшейся почему-то не там, где надо, — Верите?..
— Верю. — Спикер закрыл щеколду как раз тогда, когда рука наконец нашарила ускользающую ручку.