Круг замкнулся
Шрифт:
Ей хотелось выглядеть образованной и вежливой и деликатной, а не приходить в его контору, как прежде, когда она была служанкой и убиралась у них. Она хорошенько продумала все, что должна сказать.
Поздоровавшись, она с улыбкой произнесла:
— Вы мне, правда, уже отказали однажды, не захотели помочь, но… — Тут она умолкла.
— Присядьте, пожалуйста, — сказал он и поправил стул, хотя стул и без того стоял как следует.
Она села и продолжила свою речь:
— Впрочем, сегодня я пришла
Он выпрямился. Вдруг она принесла какое-нибудь известие от его жены? Они с Лоллой, помнится, дружили. Вполне может быть.
— Я пришла от Абеля Бродерсена, — сказала она.
— Ах, от Абеля Бродерсена, так-так. В прошлый раз, Лолла, — вы уж извините, что я говорю: Лолла, — в прошлый раз для этого имелись свои причины.
— Да, имелись. Дело было не очень красивое.
— Вы так думаете? — Он встал, подал ей руку и сказал: — Вот вам моя рука в знак того, что дело вовсе таким не было. — Тут он снова сел, почему-то весь красный, и уставился в пол. — Так что же там с Абелем Бродерсеном?
Так, мол, и так: как обстоят дела с закладной Абеля на дом у лесопильни? С долговым обязательством? С гарантиями?
Клеменс ничего не понял, он наморщил лоб, порылся в документах на букву «Б» — нет, никаких следов Бродерсена нет.
— Этого я и боялась, — сказала она.
— Он, наверно, ошибся, перепутал меня с другим адвокатом.
— Да, наверно.
— Неладно что-то с этим Бродерсеном, — сказал Клеменс, немного помолчав. — Он не такой, как мы все. Порой мне кажется, что в некотором смысле он враг самому себе.
— Я его вообще не понимаю, — ответила Лолла.
— Я тоже нет. Я, да и другие его ровесники слишком заурядны, чтобы его понять.
— Как вы думаете, может, он болен? Он, помнится, рассказывал, что в Америке у него когда-то был солнечный удар. Может, это с ним после удара? Может, это какая-нибудь болезнь?
— Какая же? Нет, рассудок у него в полном порядке. Вообще-то мне трудно судить, я разговаривал с ним всего несколько раз. Он был очень любезен, с ним вообще приятно общаться. Ольга его хорошо знает, спросите у нее, они с детских лет дружат. Ольги, правда, здесь сейчас нет, но уж где-нибудь вы ее отыщете.
— Он не желает кем-нибудь становиться, — сказала Лолла.
— Верно. Но разве это так уж необходимо? Разве сам он от этого страдает?
— Не знаю. Но это для него унизительно.
— Он это осознает?
— Не думаю.
— Вот видите! Мы, другие, стали тем, чем стали, именно потому, что мы слишком заурядны. Он же — обитатель пограничной страны, которая нам неведома.
Лолла покраснела и сказала:
— Меня утешает то, что вы говорите. Я сблизилась с ним. Мы некотором образом… я хочу сказать…
— Я знаю, — сказал Клеменс, когда она запнулась.
— …что неестественно,
— Неестественно, исходя из нашего взгляда на вещи. А может, он просто испытал какой-то надлом, который привел к утрате воли, вернее, к утрате энергии, потому что, если верить моему впечатлению, определенная воля у него есть. Он знает, чего хочет.
— Он был когда-то женат, в Америке. Может, поэтому?
— Не знаю. Вполне возможно, но в таких вещах я плохо разбираюсь, я ведь юрист.
— Может, она увлекает его за собой на дно?
— На дно? — удивился Клеменс. — А они там были на дне?
— Да, если верить его рассказам. Они жили как последний сброд.
— И долго?
— Этого я не знаю. Кажется, несколько лет. Это была ужасная жизнь. А потом ее застрелили.
— Они ссорились?
— Нет, по его словам, он ее обожал. Он до сих пор бережет этот револьвер и так красиво говорит о ней. Ничего нельзя понять.
— Ничего, — сказал и Клеменс, — мне кажется, в последнее время он меня избегает, а почему — я не знаю. Он пьет?
— Нет, даже и пить не пьет, — отвечала Лолла. — Он просто какой-то отупелый и ни о чем не желает думать. Теперь обитает в каком-то сарае на складской площадке.
— Он вынужден там жить?
— Совсем нет. Но ему так хочется.
— Тогда, может, он просто желает выглядеть не таким, как все?
— Ах, если бы! Но он не из тех, кто желает производить впечатление. Вы уж извините, что я отняла у вас столько времени, но он меня так беспокоит.
— Посидите минуточку, Лолла, у меня есть вопрос. Я хотел спросить, не согласитесь ли вы прийти сюда и остаться?
Полная тишина.
— Хозяйничать у меня, — продолжал он.
— Вести дом? — наконец спросила она.
— Да, вести дом. Я ведь сказал, что Ольги нет дома, — она такая нервная, а сейчас весна, она хочет немного пожить у своих, при аптеке. И я в растерянности. Мне нужен кто-нибудь.
— Не могу, — ответила Лолла.
— Я подумал о вас, — продолжал он, — вы здесь все знаете и могли бы устроиться, как вам угодно.
Лолла покачала головой:
— У меня сейчас другие планы.
— Ну, раз так, извините меня, — сказал он.
— Я не могу, — повторила Лолла, поднявшись с места.
Он тоже поднялся.
— Зря, наверно, я спросил вас прямо в лоб.
— Нет, нет, не говорите так! Я никогда не забуду, как мне у вас было хорошо. А книги, которые я могла брать… и вообще все… все…
— Почему бы вам и теперь не взять несколько книг?
Лолла:
— А разве можно?
— Вам — и нельзя? Зайдите в комнату, вы ведь знаете, где что лежит. Самые последние поступления — на тумбочке у кровати.