Круг замкнулся
Шрифт:
Лолла вошла и оставалась там долго, до чертиков долго. Заглянув туда, он увидел, что она стоит перед зеркалом и поправляет прическу. Она набрала целую кучу книг, вернулась и выложила их перед ним: что он ей порекомендует?
— Не хотите ли присесть? — спросил он. — А я поищу бумагу, чтобы завернуть книги.
Когда они заворачивали книги, руки их соприкоснулись, и ему это, судя по всему, не было неприятно. Он даже нарочно искал прикосновения к ее большим, страстным рукам.
Наконец она управилась, встала, постояла в нерешительности и не уходила.
— Можно
— Какой угодно!
— Я так беспокоюсь за этого парня. Как вы думаете, нельзя ли для него подыскать приличное место?
— Ну… смотря по обстоятельствам. Вы о каком месте говорите?
— Я даже не смею сказать: капитаном на «Воробье».
Молчание. Клеменс долго думал.
— Давайте сядем, Лолла. Я слышал, что Ульрик Фредриксен оставил свое место, но это еще не решение вопроса. Абель Бродерсен много ходил в море, как он мне рассказывал, но и это еще не решение вопроса.
— Знаю, он не штурман, он говорит, что так и не смог выучиться.
— Ну, Ульрик Фредриксен тоже не штурман. Так что с этой стороны… Впрочем, у него есть брат, который и предоставил ему место. Вот что решало дело. Вопрос стоит так: а у Бродерсена ничего такого нет?
— Ему принадлежит часть акций «Воробья».
Клеменс подался вперед:
— Правда? Разве не Фредриксену из имения?
— Абель перекупил акции Фредриксена.
— Хо-хо-хо! — сказал Клеменс. — Это замечательно. Во всяком случае, это имеет большое значение. Фредриксен не откажется лично поддержать его?
— Да, он мне обещал, вернее сказать — Абелю.
— Ну, тогда дело почти решено.
— Решено, что он получит это место. А вот сможет ли он его удержать — это вопрос.
— Уж наверно, сможет. Во всяком случае, при нем должен быть особенно толковый штурман. А сам-то он что думает?
— Он вообще ничего об этом не знает.
Клеменс, потрясенный:
— Как же он тогда мог перекупить акции?
— Ну… через посредника, — ответила она.
Дальше Клеменс расспрашивать не захотел. Он подумал-подумал и сказал:
— Может, и в самом деле лучше, чтобы он узнал обо всем сразу. Как взрыв бомбы…
Лолла:
— Вот и я так думаю. Это моя единственная надежда.
— Что его, может быть, потрясет шок и пробудит к жизни? Вы молодец, Лолла. Хорошо все придумали.
— Тогда не будете ли вы так любезны замолвить за него словечко…
— Я? — удивился он. — Это ничего не даст. Я ведь никто.
У дверей он подал ей руку на прощанье, хотя нужды в том не было.
— Я приду потом вернуть книги, — сказала она.
— Когда вам угодно. Поменяете и возьмете другие.
Она ушла, погруженная в размышления. Как-то странно себя ведет Клеменс, не диво, что Ольга его бросила. Три раза предлагал ей сесть, будто ему приятно ее видеть. Тонкий и обходительный человек, просил прощения, когда предлагал ей место в его доме. Нет, не было у Ольги никаких причин уходить от него.
Но сейчас надо было думать о другом. До решающего дня следовало уладить великое множество дел. И она уже многое уладила, она для начала разработала план,
Но главным козырем оказались акции «Воробья», вот это козырь так козырь! Она понимала, что ей надо заручиться контрольным пакетом, поскольку без него она ничего не сможет сделать. Случай и здесь пришел ей на помощь: Фредриксен-землевладелец с готовностью согласился, не откладывая в долгий ящик, продать ей свои акции, чтобы отрезать своему брату возможные пути к отступлению. «Я вам прямо скажу, — сказал он ей, — я человек больной и вынужден их продать». Но торговался он тем не менее как черт.
— Понимаете, Абель должен иметь большую часть акций, теперь взгляните, на какие средства он покупает, — сказала Лолла и выложила перед ним банковскую книжку Абеля.
Фредриксен заглянул и сказал:
— Нет, так у нас с вами дело не пойдет. Это получится ниже номинала, нет, так не пойдет.
Он был совсем больной, и руки у него были как у покойника, но по-прежнему жадный и в полном рассудке.
Фру Фредриксен сидела на стуле у постели больного и хмурила лоб.
— Сколько же акций вы продадите под этот счет? — напрямик спросила Лолла.
Фредриксен подсчитывал, закрыв глаза. Потом достал из-под подушки связку ключей, дал ее жене и сказал:
— Они лежат справа! Господи, у меня совсем нет сил, голова прямо раскалывается. А ведь я был такой здоровый! Кто бы мог себе представить?
Когда акции были подсчитаны, он пересчитал их еще раз с закрытыми глазами, чтобы и самому не обмануться, и ее не обмануть.
— Вот, пожалуйста, — подытожил он, — эти семь я оставлю себе, остальные достанутся вам. Даром, можно сказать.
— Значит, все-таки выше номинала?
— Все равно это почти задаром. Надо совсем рехнуться, чтобы продавать по номиналу, когда пароход приносит шесть процентов, а может дойти и до восьми.
Лолла:
— А сколько вы сами заплатили аптекарю?
— Кому-кому? — спросил Фредриксен. — Ну, аптекарь — это другое дело, аптекарь был вынужден их продать.
Лолла не рискнула продолжать расспросы, она взяла свои акции и ушла. Жена Фредриксена закрыла за ней дверь.
Да, жена сидела, нахмурив лоб, незаметно покачивала головой, но не проронила ни слова. Жена хозяина славилась своим добрым сердцем. Она не раз демонстрировала, что не одобряет поведение мужа и что, будь ее воля, она бы вообще уступила эти акции почти задаром, вот какая это была женщина. Но она не проронила ни слова, лишь только дала гостье понять, насколько отличаются ее взгляды от взглядов человека, за которым она замужем. Лолла ждала хоть нескольких слов, шепотом, когда они вдвоем оказались в коридоре, и она услышала их, эти слова: «Он до того жаден, и моей воли тут нет, видит Бог, нет!» Поддержав, благодаря этим словам, свою репутацию, женщина, вероятно, ждала благодарности, но Лолла просто ушла. Муж представлялся ей далеко не столь страшным, как жена.