Круг замкнулся

Кнут Гамсун

— Ты ведь все не приходил и не приходил.

Он садится. Судя по всему, ему приятно наконец-то сесть.

— Сдается мне, я видел троих, — говорит он.

— Ты ведь домой и носу не казал, — говорит Лили.

— А ты можешь мне объяснить, почему их там трое?

Лили:

— А разве Ловиса Роландсен не рожает детей? Теперь их у нее девять. Думаешь, ее муж — их отец?

— А почему б ему и не быть отцом?

— Тенгвальду-то? — восклицает она. — Да он и воробышку не мог бы стать отцом.

Алекс

размышляет над услышанным.

— Зато твой дружок совсем другого сорта, как я погляжу.

— Ах, Алекс, не говори так и не поминай больше его имя. Для меня просто нет другого мужчины, кроме тебя.

Сказанное явно смягчает Алекса, но все равно он обязан опровергать ее слова как пустую болтовню, вранье, обман.

— Больно меня это интересует.

— Я так плакала, так тосковала по тебе, что чуть с ума не сошла.

— Черта с два ты тосковала! А кстати, не думай, что мне чего-то не хватало, — говорит он, надуваясь важностью. — Довольно нашлось таких, что были бы рады меня заполучить.

— Я и не сомневаюсь, — кивает Лили.

— Но я в упор не вижу замужних женщин и вообще семейных, не так, как этот твой поганый бабник.

— Ты прав! Я и сама не представляю, как я могла на такое решиться. Он же для меня пустое место.

— Ты ему разве не говорила, что ты замужем?

— Говорила. И что я люблю только своего мужа.

Лили была сама покорность, она всячески подлаживалась к нему и начала снимать с себя кой-какую одежду из той, что уже успела накинуть.

— Ты, верно, устал, Алекс? Может, приляжешь?

— С тобой не лягу.

— Что ты, что ты! Я это и не имела в виду. Я буду тихонечко сидеть рядом, чтобы не разбудить тебя.

— Я вот что думаю: не уйти ли мне снова после того, как я высплюсь. Уйти, куда глаза глядят, — сказал он и начал раздеваться.

Лили всхлипнула, но Алекс был суров и неумолим даже после того, как лег.

— Ты не замерзла? — спросил он.

— Нет.

— Нечего сидеть здесь и мерзнуть, говорят тебе! — скомандовал он и подвинулся, освобождая место для нее.

XIII

Абель был ранен в руку и не желал показываться на улице с повязкой. Была у него и другая рана, от первой пули, но она заросла сама собой. Он бродил среди обитателей «Приюта моряков» и прислуги и затевал разговоры. Они многое могли порассказать ему такого, чего он не знал. Как раз теперь распространился один невероятный слух, просто волосы встают дыбом, и надо было расспросить Лоллу, слышала ли она об этом. Да, Лолла слышала. Лолла слышала все, грех пожаловаться. Но сам по себе этот слух — постыдная сплетня. Молодой Клеменс и его жена, которые так обожали друг друга и всегда держались вместе — куда идет один, туда обязательно идет другой, нет, Абель, не верь ни единому слову.

— Разве они никогда не ссорились?

— Нет,

никогда. Клеменсы — люди богатые и благородные. И пусть даже они теперь не такие богатые, они все равно благородные, а жена просто самый очаровательный человек из всех, кого я знаю. Да и все семейство помощника судьи… Как они могут пойти на такой скандал?

— Намекают на молодого Гулликсена.

— Вздор какой. Эти Гулликсены… нет, ни за что не поверю. А то я не знаю Вильяма Гулликсена. Он когда-то и за мной тоже бегал.

— Очень, говорят, богатые люди.

— Вот разве что. Вообще-то этот Вильям — славный парень и всегда одет по последней моде. Раньше он ничего не стоил, сейчас малость распрямился. Но все равно… не знаю, не знаю. Они люди необразованные. Один раз он хотел напоить меня.

— Хотел напоить? — равнодушно переспросил Абель.

— И пытался поцеловать.

Молчание.

Лолла искоса взглянула на него:

— За мной не только он бегал. Но тому, кто нужен мне, не нужна я. Так оно все и идет.

Абель:

— Как ты думаешь, кто из них хочет разводиться, он или она?

Лолла, возвращаясь откуда-то издалека:

— Разводиться? Никто, ни он, ни она.

— Все дело в богатстве… Самые богатые люди в городе, как я слышал.

— Ну, положим, у Фредриксена имение побогаче их будет. — У Лоллы вдруг мелькает мысль: — А ты знаешь, почему Фредриксен никак не прогонит с «Воробья» своего пропойцу-брата?

— И почему же? Тебя что, это волнует?

— Еще как волнует! Такой прекрасный корабль в руках Ульрика и его буфетчицы.

— У тебя есть акции «Воробья»?

— Откуда у меня акции! Но получилась бы стоящая операция. «Воробей» из года в год дает шесть процентов, как я слышала. Больше, чем банк.

Абель, зевнув:

— Надоело ходить с завязанной рукой.

— А что там у тебя?

— Да так, болячка.

Какое-то время он опасался, что из-за браслета может подняться шум. Газеты поместили заметку под названием: «Кража в церкви», и в «Приюте моряка» шли оживленные разговоры: «Это ж надо, какие злодеи! Как их гром не разразил!»

Абель хотел попросить Ольгу хоть какое-то время не выставлять браслет напоказ, но ее нигде не было видно. Ну и ладно, в случае чего сама разберется — уж если она умеет заставлять людей носить шляпки задом наперед. А ему мешаться незачем.

Больше его беспокоило, что в «Приюте моряка» ему начали каждую неделю выставлять счет. Странное поведение, похоже, ему больше не доверяют. Он с улыбкой уплатил по первому счету, с такой же улыбкой — по второму, улыбался и при виде третьего, но смог лишь пообещать расплатиться завтра или, наверно, завтра. Прождав еще неделю, ему вообще отказали. Это ж надо, как они себя ведут!