Круги Данте
Шрифт:
– Новости о задержании преступников?
– спросил поэт нетерпеливо.
– К сожалению, нет, - коротко ответил граф.
– Тогда, - продолжал Данте, - или я сильно ошибаюсь, или этот важный вопрос, несомненно, решит участь ваших хороших новостей.
– Вы совсем не ошибаетесь, - сказал граф с улыбкой.
– Мне будет трудно представить себе, что это за новости, если вы мне не расскажите их, - быстро ответил поэт, стараясь не дать собеседнику уклониться от темы.
– Кажется, согласие во Флоренции возможно, ее горожане могут начать думать о том, чтобы жить в мире, - сказал граф со странным оптимизмом.
Данте
– Звучит мило, но размыто, - заметил Данте бесстрастно.
Граф заложил руки за спину, и Данте понял с огорчением, что его ожидает одна из пространных лекций графа Гвидо Симон де Баттифолле. Он начал ходить по комнате и говорить, позволяя свету и теням создавать его двойников.
– Сегодня в этом дворце был основан союз. Союз, в котором, несомненно, мне бы хотелось видеть такого человека, как вы; но вы же понимаете, что пока это невозможно, - оправдывался Баттифолле.
– Мы стараемся объединять представителей разных группировок. Это горожане, которые обладают настоящей властью и готовы к компромиссу, - убежденно закончил он.
– Конечно, привлечены те, кто поддерживает короля Роберта.
Тут он сделал паузу, словно подбирал подходящие слова.
– Я полагаю, вы не знаете, что в эти дни достойнейшая и благороднейшая дочь короля Альберта Великого пересечет наши земли по пути в Пулью, где обвенчается с мессером Карлом, герцогом Калабрии, сыном мессера Роберта, - продолжал граф.
– Некоторые из ее свиты, - например, сам брат короля, мессер Джанни, - прибыв во Флоренцию, будут участвовать в деятельности этого союза, чтобы укрепить королевскую власть. Любопытно, - сказал граф, неожиданно остановившись и посмотрев на Данте с загадочной улыбкой, - иногда я думаю, что ваши горожане убеждают себя в том, что я, как наместник короля Роберта, с его согласия могу принимать решения. В конце концов, так как я хочу, чтобы был мир, меня это не волнует, я могу только радоваться, что хоть кто-то внушает им доверие или уважение.
Данте молча скептически воспринял это заявление; однако Баттифолле снова возбудил его любопытство, и теперь он страстно хотел знать, к чему тот ведет.
– Самое важное - это результаты, - продолжал граф.
– И они кажутся довольно обнадеживающими.
– Вы хотя бы поделитесь со мной причинами вашего удовлетворения?
– спросил Данте, утомленный этими речами и удивленный косыми взглядами собеседника.
Наместник улыбнулся, вопрос гостя не задел его. И не нарушил ритма его шагов.
– Я скажу вам то, о чем вы просите. Эти флорентийские горожане пришли к общему решению реформировать сеньорию с целью в будущем выбирать приоров. Вы хорошо знаете, что те семеро, которые
– При новом порядке другие шесть человек присоединятся к ним. Мы ожидаем, что таким образом будет меньше ссор и непонимания.
– Тринадцать приоров?
– спросил Данте.
– Флорентийцы согласились нарушить свои юридические установления, чтобы изменить состав правительства?
Он был удивлен. Мера была экстраординарной; кроме того, он вспомнил о замалчиваниях, о том, что искажение законов было всегда. Получалось, что теперь было поставлено под вопрос государственное устройство сеньории: ведь прошло лишь пятнадцать дней после выборов предыдущих приоров.
– Это было сделано для блага города, - бросил Баттифолле, - и потому что они были убеждены в сложности момента.
Данте представил себе эту сцену. Ситуация не могла быть приятной для противников сеньории Роберта; однако они присутствовали, и это было хорошим доказательством того, что их положение оставалось таким же привилегированным, как и раньше. Тут собрались представители знатных родов, и это не оставляло сомнений, что за каждым из них стоит отряд не менее чем в сто человек. А значит, в этой тайной сходке, пришедшей к единому решению, слова весили меньше, чем во время других собраний.
– Решение, благословленное папой Иоанном?
– спросил Данте.
– Забудьте об этом честолюбце и предателе!
– резко воскликнул Баттифолле.
– Папа ведет уединенную жизнь в Авиньоне и каждый раз все меньше интереса проявляет к Италии, кроме тех дел, когда речь идет о его личном интересе. Сами флорентийцы решили взять судьбу в свои руки.
Данте не нравились эти уловки. Он не мог знать, разделял ли их король Роберт. В конце концов, Жак д'Оса, который занял папский трон под именем Иоанна XXII, был советником неаполитанского государя и должен был, очевидно, представлять его интересы в союзе с анжуйцами. Хотя публично понтифик презирал короля, называя его «жалким трусом» всем, кто хотел это услышать. Иоанн представлял собой в глазах своего прежнего господина нечто намного большее, чем необходимое оружие в его претензиях на полуостров.
– И поэтому вы решили, что дела определенно будут решены?
– уточнил поэт.
– Я думаю, что во Флоренции, по крайней мере, будет сделан важный шаг для обретения внутреннего мира, - ответил граф убежденно.
– Только такое решение может поставить лицом к лицу то, что было, с тем, что есть.
Данте смущенно принял этот намек на возвращение изгнанников. Предположение, озвученное Баттифолле, было необъективным, но настоящие намерения короля Роберта и наместника было практически невозможно выяснить. Граф разыгрывал свои карты мастерски, показывая постоянно ту сторону, которая могла подавить Данте. Он заставлял мечтать о возможности завершения несчастий изгнанников. Он словно обещал закрепить это политическое решение, но одновременно Данте огорчала его неготовность разрешить это пугающее дело, для которого его привезли во Флоренцию, потому что он знал, что наместник Роберта надеется в расследовании этой гнуси на исход, который его удовлетворит. Данте подумал, что Баттифолле тут же заговорит об этом. Он не ошибся.