Круги Данте
Шрифт:
– И что?
– нетерпеливо спросил Франческо.
– В это время они организовали в своих землях восстание, - твердо произнес поэт.
– Одно из тех восстаний отчаянных голов, о которых я тебе говорил раньше и которые ты, как и многие другие, предпочитаешь считать химерой.
Франческо вяло изобразил неудовольствие. Возможно, это была больше реакция на неприятные воспоминания о его прежних мыслях.
– Это началось в Брюгге, - продолжал поэт, - под предводительством одного любопытного человека - бедного ткача по имени Пьер де Коннинк. Но весь мир знал его как Короля Пьера из-за его доблести и способностей, особенно ораторских. Говорят, что ему было не менее шестидесяти лет и что он был слабый и голодный, одноглазый, он не знал ни французского языка, ни латыни; тем не менее то, что он делал с родным
– И они победили?
– скептически спросил Франческо.
– На какое-то время у них получилось, - ответил Данте, - потому что они были более ловкими, чем эти могущественные люди, которые их презирали. Пока последние просили помощи у французского короля, чтобы подавить восстание, мятежники смогли объединиться с местными дворянами в войне против Франции. С этой поддержкой они сперва составили заговор в Брюгге. Он закончился настоящей резней французов, по сравнению с которой бледнеет бойня, которую мы знаем как сицилийскую вечерню. [50] Рассказывают, что улицы и площади были заполнены трупами и что потребовалось три дня, чтобы вывезти их на повозках за пределы города. Кроме того, среди мертвецов были могущественные горожане, которые совсем недавно кичились своим богатством и гордо шествовали по улицам, а теперь утонули в крови. Тогда больше с энтузиазмом, чем с настоящей подготовкой, (потому что эти люди не привыкли к битвам, у них почти не было оружия) они пополнили ряды графа Гвидо Фландрского в Куртрае. Потом они нанесли поражение французской коннице - ни больше ни меньше. Цвет мировой кавалерии был побежден и опозорен жалким отрядом, так плохо вооруженным, как мало кто может себе представить, - заявил Данте с нескрываемым удовлетворением, которое свидетельствовало о его отношении к французам.
50
Восстание народа Сицилии против французского владычества в 1282 году.
– Что общего имеет все это с бегинами с Санта Кроче?
– спросил Франческо нетерпеливо.
– Ну, - сказал Данте, - через некоторое время могущество французов вернулось, и они решили уничтожить врага. Фламандское дворянство получило почетный мир, но он означал конец восстания, и многие мятежники предпочли сбежать раньше, чем им пришлось бы под пытками признать свои преступные деяния. Возможно, это был момент, который они выбрали, чтобы принять покаяние на итальянской земле.
– Дайте мне хороший предлог, и я пошлю туда несколько наших солдат, - уверил его Франческо бесстрастно.
– Они выбьют их миленькую дверь, и вам приведут этих фламандских бегинов во дворец закованными в кандалы.
– У меня нет такого предлога и нет желания добиваться подобных мер, - твердо ответил Данте.
– И то, что я тебе говорил, это предположения, пока нет доказательств.
– По крайней мере, некоторые были бы уже повешены под солнцем, а некоторых уже вынули бы из петли, - сказал его собеседник, прежде чем налить себе еще вина.
– Да, - весело произнес Данте.
– Наши соотечественники имеют обыкновение утверждать, что там, «где нет повода для преследования, необходимо его изобрести». Я прочувствовал это на своей шкуре; кроме того, если они не имеют с нашим делом ничего общего, то преступления будут продолжаться, а мы только потеряем драгоценное время. И потом, что мы скажем нашим «кающимся братьям»?
– Ба!
– воскликнул Франческо.
– Вероятно, они не бросают никого в нужде, а некоторые копят свое подаяние.
Данте чувствовал себя снова опустошенным. Эти слова напомнили ему общее отношение к правосудию, которое иногда превращало понятие справедливости в нечто совершенно пустое. Данте задавался вопросом, где и когда «благородная дочь Рима» отставила в сторону священные традиции справедливости своих предков. Флорентийцы посвящали себя тому, чтобы обосновать такие явления, как вендетта, незаконные наказания, которые терпели многие невиновные, потому что главная цель состояла в том, чтобы не
– Тем не менее, мы не станем делать этого, - отрезал Данте.
Жест безразличия был единственным ответом Франческо, который взял новый кусок рыбы.
– Наша цель состоит в том, чтобы выяснить обстоятельства конкретных дел, - продолжал поэт, как был оправдываясь.
– Являются они мятежниками или нет, есть ли за ними другие преступления - задача для суда Божьего и тех людей, кому поручено этим заниматься. По правде говоря, нас привела к ним болтовня полоумного проповедника, которому верить не следует. Болтовня о вредных бегинах, которая ничего не стоит. И рассказы о немых демонах с голубями когтями, об этом вообще ничего нельзя сказать…
– Как пожелаете, - презрительно бросил Франческо.
– Это ваше расследование, ваш город и ваше имя поставлены на карту.
Данте чувствовал себя утомленным. У него кружилась голова от выпитого вина. Кроме того, сырость подействовала на его усталые кости. В моральном отношении он чувствовал себя ненамного лучше; он был удручен своим положением и этими гнусными событиями, которые казались почти свершившимся судом над его именем, он был бессилен найти логическую или просто приемлемую связь между своим произведением и преступлениями.
– Мое имя поставлено на карту?
– уточнил он.
– Только потому, что какие-то бессердечные ублюдки посеяли панику, использовав мое произведение. Я должен очистить свое имя, иначе мои руки тоже будут запятнаны кровью?
Ответом на это было молчание, тяжелым грузом повисшее в воздухе.
– Сколько раз я спрашивал себя об этом!
– продолжал Данте.
– Иногда мне хотелось бросить все и убраться из Флоренции, от моего прошлого, от моего имени и репутации. Вид, который приняло это дело, вовсе не облегчает горечь от моего тайного возвращения. Какую цену можно заплатить за правду? Если нам удастся ее найти…
Молчание стало еще более тягостным, и Данте не хотелось нарушать его. Молчание превратилось в тень, опустившуюся на обоих людей. Неожиданно Франческо заговорил:
– Вы говорите о правде… но этим утром вы говорили о том, что у каждого своя правда…
Данте удивленно кивнул. Он стал сомневаться в том, что его слова не затронули его сильного спутника.
– Вероятно. Так говорят.
– Значит, единой правды нет… - произнес Франческо очень неуверенно.
– Как это возможно?
Данте поерзал на своем стуле, почувствовав снова интерес к беседе.
– Возможно. Но что ты имеешь в виду?
Франческо был взволнован. Казалось, он чувствует себя неудобно, и Данте испугался, что он захочет так же неожиданно прервать разговор. Однако он постарался объясниться.
– Говорят, - пробормотал молодой человек, - что у правды есть только один путь.
– Это прописная истина, Франческо, - ответил Данте с улыбкой.
– Нет ничего несомненного.
– Но только если мы знаем правду, мы можем быть по-настоящему свободными… нам постоянно это говорят, - сказал Франческо.
– Правда освободит нас, так сказал Августин. Как может быть несколько правд?