Круглосуточный книжный мистера Пенумбры
Шрифт:
Первым делом я извлекаю из сумки ноут, затем разобранный каркас Бурческопа. Сборка в темноте идет труднее, я бесконечно долго вожусь с прорезями и язычками, боясь поломать картон. Потом я достаю фотики и на пробу щелкаю одним. Молния вспышки на яркую микросекунду освещает все подземелье, и я тут же досадую на себя, поскольку зрение мое чуть не отключилось, в глазах плывут крупные фиолетовые кляксы. Я моргаю и жду, и думаю о мышах, и/или рукокрылых, и/или минотавре.
Мануций поистине гигант. Даже если бы он не был прикован, не знаю, как можно такую книгу отсюда вынести. Чтобы затащить книгу на сканер,
Что ж, начинаю сканировать. Ширк, пых, чпок. Книга точно такая же, как и все, что я видел на Дальних полках: плотная таблица шифрованных букв. Ширк, пых, чпок. Вторая страница такая же, как первая, и такова же и третья, и седьмая. Я впадаю в транс, переворачивая одинаковые широкие страницы и считая их про себя. Ширк, пых, чпок. Мрачные литеры МАНУЦИЯ – это все, что существует во Вселенной; между фотовспышками я вижу только стену зернистой темноты. Страницы нахожу наощупь.
Вдруг толчок. Здесь кто-то есть? Стол отчего-то тряхнуло.
И опять. Пытаюсь сказать: «Кто здесь?» – но слова застревают в горле, которое и без того пересохло, и выходит только тихий скрип.
Опять толчок. В следующий миг, не успеваю я додумать ужасающую мысль о Рогатом Страже Священной Читальни – очевидно, оборотне Эдгаре Декле в зверином обличье, – тряска нарастает, и вот уже вся пещера дрожит и рокочет, а сканер приходится держать руками, чтобы не упал. Меня отпускает: я понимаю, что это поезд метро, катится за стенкой сквозь скальный массив. Шум, отражаясь, усиливает сам себя и превращается в низкий рев во мраке пещеры. Наконец, поезд проезжает, и я вновь берусь за дело.
Ширк, пых, чпок.
Проходит много минут, а может, и не минут, и меня охватывает тоска. Наверное, дело в том, что я не обедал, и мой сахар в крови упал до минимума, а может, в том, что я стою один в ледяной кромешной темноте подземного склепа. Но в чем бы ни заключалась причина, эффект налицо: я остро чувствую глупость всей нашей затеи и этого абсурдного культа. Книга жизни? Да это вообще и книгой едва ли можно назвать. «Хроники поющих драконов: том III» будет получше книга, чем это вот.
Ширк, пых, чпок.
Хотя, конечно, я не могу ее прочесть. Сказал бы я то же самое о книге на китайском, корейском или иврите? Громадные Торы в еврейских храмах смахивают на этого Мануция, верно? Ширк, пых, чпок – плотная сетка непостижимых значков. Может, во всем виновата моя собственная ограниченность. Моя неспособность понять, что я сканирую. Ширк, пых, чпок. А если б я мог это прочесть? Глянул страницу по диагонали, и так, знаете, ухватил шутку? Или обомлел от умело закрученной интриги? Ширк, пых, чпок.
Нет. Переворачивая страницы шифрованной рукописи, я понимаю, что мои любимые книги – сродни открытым городам, где можно бродить любыми маршрутами. А эта штука – крепость без ворот. Чтобы попасть в нее, надо взбираться по стене, цепляясь за камни.
Я замерз, устал и хочу есть. Я вообще не представляю, сколько уже здесь нахожусь. Чувство такое, что в этой гробнице я провел всю жизнь, а улицу и солнце лишь видел как-то раз во сне. Ширк, пых, чпок, ширк, пых, чпок, ширк, пых, чпок. Руки у меня – ледяные клешни, скорченные
Ширк, пых, чпок. Это кошмарная видеоигра.
Наконец, я заканчиваю.
Я сплетаю пальцы и выворачиваю ладони, выталкивая их в пространство. Подпрыгиваю на месте, пытаясь привести кости и мышцы в какое-то подобие нормальной человеческой конфигурации. Бесполезно. Колени ноют. Спина затекла. Струйки боли текут от моих больших пальцев к запястьям. Надеюсь, это пройдет.
Я трясу головой. Мне не на шутку тоскливо. Эх, что ж я не прихватил злаковый батончик. Внезапно я понимаю, что умереть от голода в кромешной тьме подземелья – самый жестокий вид смерти. От этого мои мысли переходят к книгам жизни, которыми тут выложены стены, и внезапно у меня по спине ползут мурашки. Сколько мертвых душ расселись – в ожидании – на полках вокруг меня?
Одна душа важнее всех прочих. Пришло время заняться вторым этапом моей миссии.
Codex vitae Пенумбры где-то здесь. Я замерз, дрожу и хочу поскорее выбраться отсюда, но я пришел освободить не только Альда Мануция, но и Пенумбру.
Внесем ясность: я во все это не верю. Я знаю, что ни одна из этих книг не может даровать бессмертия. Я только что целиком переворошил одну из них: плесневелая бумага, переплетенная в еще более плесневелую кожу. Пласт мертвой древесины и мертвой плоти. Но codex vitae Пенумбры – великий труд его жизни: если он действительно уместил все, чему научился, все свои знания в эту книгу – тогда, я считаю, кто-то должен сделать бэкап.
Пусть это авантюра чистой воды, но другого случая у меня не будет. И вот я пускаюсь в путь вдоль стены, согнувшись пополам и читая вертикальные корешки. С первого взгляда ясно, что книги расставлены не по алфавиту. Ну разумеется. Видимо, они сгруппированы согласно какой-то глубоко секретной внутрикультовой иерархии, или по любимым простым числам, или по размеру брюк, или еще как-нибудь. Так что я просто обхожу полку за полкой, все больше углубляясь во тьму.
Книги невероятно разномастные. Толстые и тонкие; высокие, как атласы, и коренастые, как пляжные издания. Я задумываюсь, нет ли и в этом своей логики: не закодирован ли в формате книги какой-то статус? Есть кодексы в матерчатых обложках, есть в кожаных, и много таких, где я просто не могу опознать материал. Одна книжка ярко сияет в луче моего налобника: ее обложка из тонкого алюминия.
Тринадцать полок позади, Пенумбры не видно: я боюсь, что пропустил его. Фонарик дает узкий конус света, и я вижу не все корешки, особенно низко у пола…
Вижу пустое место на полке. А, нет: при ближайшем рассмотрении ячейка не пустая, а черная. Почерневшая оболочка книги, а на корешке еще слабо читается имя: MOFFAT.
Не может быть… Кларк Моффат, автор «Поющих драконов»? Да ну.
Я хватаюсь за корешок и вытягиваю книгу, но в ту же секунду она рассыпается в прах. Обложка остается у меня в руке, но ворох почерневших страниц, оторвавшись от нее, падает на пол. Я шиплю: «Черт!» и сую обратно на полку то, что осталось от книги. Наверное, это они и подразумевают под сожжением. Книга уничтожена, остался только черный фантом. Может, это предупреждение.