Крушение
Шрифт:
Когда окончилось сражение, оказалось, что принцесса исчезла. В страхе убежав из лагеря, она присоединилась к общей группе беглецов, которых приняла за людей собственной свиты.
Но беглецы были как раз из другого свадебного отряда, у которого разбойники среди поднявшейся суматохи похитили невесту. Воины этого второго отряда приняли Чандру за ту, которую они назначены были сопровождать, и вместе с ней поспешно отправились в свое царство.
Они принадлежали к обедневшему роду. Их владения находились в Калинге [25] ,
25
Калинга — провинция на Коромандельском берегу, недалеко от Мадраса.
Мать Чет Сингха вышла невесте навстречу и ввела ее в дом. Шепот восхищения пронесся по толпе родственников: никогда не видели они подобной красоты.
Счастливый Чет Сингх отнесся к Чандре с почтением, видя в ней Лакшми своего дома.
Принцесса, являвшаяся образцом добродетельной жены, считала Чет Сингха своим мужем и решила посвятить ему всю свою жизнь.
Прошло несколько дней, прежде чем новобрачные преодолели свое смущение. Тогда из разговора с девушкой Чет Сингх вдруг убедился, что та, которую он принял как свою жену, была на самом деле принцессой Чандрой.
— Что же случилось потом? — нетерпеливо воскликнула Комола. Она слушала Ромеша затаив дыхание.
— Это все, что я знаю, — ответил Ромеш. — Остальное мне неведомо. Рассказывай теперь ты, что произошло потом!
— Нет, нет, так не годится! Ты сам должен досказать, что было дальше!
— Да ведь я правду говорю, сказка-то еще не вся напечатана, и никто не знает, когда выйдут последние главы.
— Перестань, — окончательно рассердилась Комола. — Ну, до чего же ты нехороший! С твоей стороны это просто нечестно!
— Брани лучше того, кто написал эту книгу. А мне все-таки хочется тебя спросить, как должен, по-твоему, поступить с Чандрой Чет Сингх?
Комола долго молча смотрела на реку. И только спустя много времени, наконец, произнесла:
— Не знаю, что ему с ней делать! Ничего не могу придумать.
— Может, ему следует рассказать обо всем Чандре? — слегка помедлив, спросил Ромеш.
— Вот, вот! Ты хорошо придумал. Ведь если он промолчит, выйдет страшный скандал! О, это будет ужасно! Лучше всего сказать правду.
— Да, правда лучше всего, — машинально повторил Ромеш. — Послушай, Комола, — заговорил он вновь спустя несколько минут. — Если бы…
— Что, если бы?
— Представь, если бы я был Чет Сингх, а ты Чандра…
— Не говори таких вещей! — воскликнула Комола. — Мне это совсем не нравится.
— Нет, ты все-таки ответь! Ну, вдруг дело обстояло бы именно так, что же в таком случае должен делать я и что ты?
Девушка, не сказав ни слова, вскочила с кресла и убежала.
На пороге их каюты сидел Умеш и не отрываясь смотрел на реку.
— Видел
— Видел, мать.
Тогда Комола притащила стоявшую неподалеку плетеную скамеечку, уселась на нее и попросила:
— Расскажи, какие они?
Ромеш не стал звать обратно убежавшую в досаде Комолу.
Тонкий серп молодого месяца скрылся из глаз, спрятавшись в густых зарослях бамбука. Свет на палубе притушили, — матросы и капитан спустились вниз поужинать и спать. Ни в первом, ни во втором классе других пассажиров не было, а почти все ехавшие в третьем классе перебрались на берег готовить себе пищу. В просветах чернеющей массы береговых зарослей мелькали огни расположенных неподалеку лавчонок. Мощное течение полноводной реки громыхало якорной цепью, и дыхание великого священного Ганга заставляло время от времени вздрагивать весь пароход.
Любуясь поразительной новизной развернувшегося перед ним незнакомого ночного пейзажа с его смутно угадывающейся бесконечностью укрытых темнотой просторов, Ромеш вновь и вновь пытался разрешить мучительный для себя вопрос: он понимал, что ему так или иначе обязательно придется расстаться или с Хемнолини, или с Комолой. Сохранить обеих — о таком компромиссе не могло быть и речи. У Хемнолини еще есть какой-то выход: она может забыть Ромеша, может выйти замуж за любого другого. Но Комола… Как решиться ее бросить, раз у нее нет иного приюта в этом мире?
Но эгоизм мужчины безграничен. Ромеша отнюдь не успокаивало, что Хемнолини может его забыть, что есть на свете кому о ней позаботиться, что он для нее не единственный. Скорее наоборот, — сознание всего этого лишь усиливало его мучительную тревогу. Ему представлялось, что он смутно видит сейчас Хемнолини рядом с собой. Но в ту же минуту, простирая к нему с безмолвной мольбой руки, она уже исчезает навеки, и он не может к ней приблизиться.
Под тяжестью своих дум он бессильно уронил голову на ладони.
Где-то вдали завыли шакалы. Из деревни им немедленно отозвались тявканьем неугомонные собаки.
Очнувшись от этих звуков, Ромеш вновь поднял голову и увидел Комолу, которая стояла, держась за поручни, на темной безлюдной палубе.
Юноша поднялся с кресла и подошел к ней.
— Почему ты до сих пор не спишь, Комола? Ведь уже очень поздно…
— А сам ты разве не собираешься ложиться? — спросила девушка.
— Я тоже сейчас приду. Тебе постелено в каюте справа. Не жди меня, ступай скорей.
Не вымолвив больше ни слова, Комола очень медленно направилась к своей каюте. Не могла же она сказать Ромешу, что наслушалась сейчас рассказов о привидениях, а в каюте темно и пусто!
По звуку ее тихих, нерешительных шагов Ромеш догадался о ее смятении, и сердце его сжалось.
— Не бойся, Комола, — сказал он. — Ведь моя каюта рядом с твоей, я оставлю дверь между ними открытой.
— Мне нечего бояться! — ответила Комола и решительно тряхнула головой.