Крушение
Шрифт:
Затем она сняла крышку с кувшина, тщательно вымыла ее и подала Ромешу.
— Поешь сегодня на этом, а там будет видно.
Когда уголок палубы был начисто вымыт и место для ужина приготовлено, довольный Ромеш принялся за еду. Попробовав кушанье, он заметил, что блюдо получилось очень вкусное.
— Не нужно смеяться надо мной, — смутилась Комола.
— Да нет, какие уж тут шутки! Вот сейчас сама убедишься.
С этими словами он мгновенно опустошил тарелку и попросил еще. На этот раз девушка положила ему гораздо больше.
— Что ты делаешь! А себе, должно быть, ничего и не оставила!
— Тут еще много, не беспокойся, — сказала Комола.
Ей очень льстило
— На чем же станешь есть ты? — спросил Ромеш.
— На той же крышке.
— Нет, так нельзя, — забеспокоился Ромеш.
— Почему? — удивленно спросила Комола.
— Нет, нет, ни в коем случае!
— Уверяю тебя, я прекрасно знаю, что делаю, — возразила девушка. — Умеш! — крикнула она, — на чем ты будешь есть?
— Там внизу торгуют сладостями, вот я и возьму у продавца листок шалового дерева.
— Послушай, Комола, — обратился к девушке Ромеш, — если уж ты непременно хочешь есть на той же крышке, дай мне ее хорошенько вымыть.
— С ума сошел! — негодующе воскликнула она. А через несколько минут заявила: — Пан [17] я тебе приготовить не могу, ты мне для этого ничего не принес.
— Внизу человек продает пан, — ответил Ромеш.
17
Пан — листья бетеля, употребляемые в Индии с примесью специй для жеванья.
Так, без особых трудностей, была заложена основа их хозяйства. Но на душе Ромеша было неспокойно: он раздумывал над тем, каким образом избежать со стороны Комолы проявления супружеских забот.
Чтобы выполнять обязанности хозяйки, Комола не нуждалась ни в помощи, ни в обучении. В продолжение ряда лет готовила она для дяди обед, нянчила детей и делала всю работу по дому. Ромеш восхищался ловкостью, усердием и трудолюбием девушки и в то же время, не переставая, думал, как сложатся их отношения в дальнейшем. «Я не хочу оставлять ее у себя, — размышлял он, — но и покинуть тоже не могу». Где следует ему провести грань в отношениях с нею? Будь с ним Хемнолини, все устроилось бы отлично. Но, так или иначе, теперь эту надежду приходилось оставить, а разрешить проблему наедине с Комолой представлялось чрезвычайно трудным. Наконец, Ромеш твердо решил, что ему необходимо открыть Комоле все, — и с игрой в прятки будет покончено раз и навсегда.
Глава двадцать четвертая
Перед вечером пароход сел на мель. Снять его, несмотря на многократные попытки команды, в тот день так и не удалось.
От высокого берега, отлого спускаясь к реке, тянулась песчаная, испещренная следами водяных птиц отмель. Сюда пришли деревенские женщины набрать в последний раз до захода солнца воды. Они с любопытством поглядывали на пароход, — кто посмелее, с открытым лицом, а более робкие — из-под покрывала. Над обрывом плясала толпа деревенских ребятишек, громкими криками выражая свой восторг при виде затруднительного положения, в которое попало это дерзкое судно с высоко поднятым носом.
За пустынными песками противоположного берега зашло солнце. Ромеш, держась за поручни, долго стоял на палубе в быстро сгущающихся сумерках, глядя на западный край горизонта, где еще светлело небо. Комола, выйдя из своей отгороженной кухни, остановилась у дверей каюты.
Не зная, как привлечь к себе внимание Ромеша, она тихонько кашлянула, но он не оглянулся. Тогда девушка принялась постукивать о дверь связкой ключей. Когда, наконец, ключи загремели вовсю, Ромеш обернулся. Увидев Комолу, он подошел к ней и спросил:
—
— А как же быть иначе?
— Для чего же, по-твоему, отец с матерью дали мне имя? Чтобы оно никогда не пригодилось? Почему бы не назвать меня Ромешем, если я тебе нужен?
— Не дело ты говоришь!.. [18] Послушай, кушанье готово. Поужинай сегодня пораньше, а то ты мало ел утром.
Свежий речной воздух давно возбудил у Ромеша аппетит, но он до сих пор молчал, не желая, чтобы Комоле пришлось лишний раз волноваться из-за недостатка провизии. Теперь же неожиданное ее предложение очень его обрадовало. И радость была не только по поводу одной предстоящей трапезы. Юноше пришло вдруг на ум, что заботу о его благополучии взяла на себя сама судьба, и он не вправе не склониться перед ее волей. Тем не менее он никак не мог избавиться от мучительного сознания, что все это основано на ошибке. Ромеш тяжело вздохнул и с поникшей головой вошел в каюту.
18
Согласно индийской традиции, жена не должна называть мужа по имени, чтобы не навлечь на него несчастья.
Заметив угрюмое выражение его лица, Комола удивленно спросила:
— Кажется, тебе совсем не хочется есть? Неужели не проголодался? Я тебя не неволю.
Но Ромеш с деланой веселостью поспешил ответить:
— Что тебе меня неволить, это делает мой собственный желудок. Смотри, как бы в другой раз, когда ты вздумаешь, гремя ключами, приглашать меня к столу, не явился на твой зов сам Мадхусудон! [19] Однако что-то я не вижу здесь ничего съедобного! — продолжал он, оглядываясь. — Хоть я и страшно голоден, но подобные предметы вряд ли смог бы переварить! — Ромеш указал на постель и другие находившиеся в каюте вещи. — Меня с детства приучили совсем к иной пище.
19
Мадхусудон — эпитет бога Вишну.
Комола разразилась звонким смехом и долго не могла успокоиться.
— Ну вот, а теперь тебе уж и не терпится! Стоял, смотрел на небо и никакого голода и жажды не чувствовал. А стоило только позвать тебя, как сразу вспомнил, что проголодался! Хорошо, хорошо. Подожди минутку, сейчас все принесу.
— Да поскорей, иначе придешь и не увидишь в комнате даже постельных принадлежностей! Прошу на меня в таком случае не обижаться.
Эта повторенная шутка снова доставила девушке большое удовольствие. В полном восторге, наполнив комнату звонкими переливами смеха, она скрылась за дверью. Напускная жизнерадостность Ромеша моментально угасла.
Комола скоро вернулась с плетеной, прикрытой листьями шалового дерева корзиной и, поставив ее на кровать, принялась вытирать пол краем сари.
— Что ты делаешь? — с беспокойствам воскликнул Ромеш.
— Да ведь я все равно сменю сейчас платье.
С этими словами Комола расстелила на полу листья шала и ловко выложила на них лучи [20] и овощи.
— Вот так чуда! Откуда ты раздобыла лучи? — удивился Ромеш.
Но девушке вовсе не хотелось, чтобы ее секрет был раскрыт так легко.
20
Лучи — тонкие лепешки, жаренные в топленом масле.