Крылатый воин

Чернобровкин Александр Васильевич

Минут пятнадцать мы летим над нашей территорией на юг, потом поворачиваем на запад, пересекаем линию фронта. Вскоре я замечаю знакомый ориентир — круглую трубу из белого камня с двумя широкими полосами в верхней части, выложенными из красных кирпичей, обгоняю ведущего и показываю курс. Капитан Айриев, качнув крыльями, подправляет курс.

Склады — три длинных прямоугольных здания, огражденных каменными стенами — расположены рядом со станцией, на которую мы вышли, следуя вдоль железнодорожных путей. Заметив их, делаем горку. Для пустого «Ил-2» набор высоты — сложное задание, а с нагрузкой выше нормы и вовсе. Успев подняться метров до четырехсот и, наклонив носы, с такой же примерно дистанции выпускаем реактивные

снаряды и почти сразу роняем бомбы: командир эскадрильи на среднее и правое здание, я на среднее и левое. По нам с обеих сторон палят четыре малокалиберные зенитные установки, по одной по обе стороны от железнодорожного полотна восточнее станции, две западнее. Мы делаем разворот с набором высоты и видим, что все три здания объяты пламенем, испускающим черный дым, такой густой, что, по моему мнению, должен быть липким. Я коротко стреляю в их сторону, чтобы кинопулемет зафиксировал результат, после чего отрываюсь от ведущего, который собирается добавить по складам из пушек, захожу на железнодорожный состав из черных цистерн, стоявший на станции. После первых же выстрелов загорается одна цистерна, потом другая… Двадцатитрехмиллиметровые снаряды запросто дырявят их, а трассирующие пулеметные пули поджигают вытекающую жидкость, скорее всего, бензин для танков.

Капитан Айриев, отстрелявшись по складам, улетает в сторону линии фронта, не пожелав последовать моему примеру. Приказа такого не было, а проявить инициативу — это не для него. Я делаю еще один разворот, бью по черному паровозу с красной звездой спереди на котле, наверное, трофейному, по двум целым цистернам сразу за ним, поджигая их. Остальные уже пылают, коптя не хуже складов. Заодно фиксирую результат. Сразу за зданием станции ухожу вправо и снижаюсь до бреющего полета, где зенитки не достанут. На пустынной улице замечаю простоволосого белобрысого пацаненка, который машет мне зажатой в руке шапкой. Покачиваю в ответ крыльями. Уверен, что он запомнит этот день на всю жизнь.

На аэродроме меня встретили, как ожившего покойника. Капитан Айриев вернулся один и доложил, что задание выполнено и что не знает, где и почему я потерялся. Молодой неопытный летчик, обычное дело. Скорее всего, зенитки сбили.

— Три боевых вылета есть, значит, и дальше будешь летать! — радостно говорит механик Аникеич. — А то едва познакомишься с летчиком, а он бац — и не вернулся!

Отдаю ему парашют, иду в штаб, где докладываю командиру полка, что вместе со складами уничтожен железнодорожный состав из тридцати четырех цистерн с бензином. Кинопулемет подтвердит.

25

Три дня в ремонте, потом два дня снегопада, и следующий боевой вылет. В полку пять исправных самолетов и два в ремонте. Звено, собранное из двух эскадрилий, летит поддерживать нашу пехоту, а нам с капитаном Айриевым опять дальний поход — на станцию Сычевка, где по данным разведки выгрузился батальон средних танков. Надо найти его и разбомбить. Цепляем по шесть «соток». При падении метрах в пяти от среднего танка они пробивают осколками броню и от взрывной волны расходятся сварные швы.

Сегодня тепло, небольшой плюс. Мартовское солнце тужится, выдавливая зиму. Поля покрыты свежим белым снегом, а вот дороги черные. Гусеницы бронетехники и колеса автомобилей намесили каши на них.

До линии фронта Армен летит ведущим, после нее — ведомым. Мы начали называть друг друга по именам в неслужебной обстановке. Он даже стал бриться по утрам, как я. Щетина у него темная, волосы растут быстро, и к утру похож на абрека. Если со мной примета не работает, значит, и с ним тоже не будет. В предыдущем вылете так и случилось. Ожидая, когда подвесят бомбы, я предложил командиру эскадрильи меняться местами после пересечения линии фронта, потому что лучше ориентируюсь на местности,

а перед заходом на цель опять будет ведущим. Он согласился.

Сычевка — небольшой городок. Спрятать в нем батальон танков (семьдесят одна единица) невозможно. Мы делаем разворот над городом, летим в сторону линии фронта над темной дорогой, разбитой, скорее всего, танками. Не в тыл же их отвели!

На очередном перекрестке я проскакиваю вперед и замечаю, что каша на дороге стала светлее. Делаю поворот влево, возвращаюсь к перекрестку, к уходящей налево проселочной, основательно разбитой, и вскоре вижу три темные колеи, уходящие в лес. Видимо, поротно заходили. Между деревьями стоят покрашенные в белый цвет, средние танки второй, третьей и четвертой серий. Я покачиваю крыльями, указывая на цель и передавая лидерство командиру эскадрильи. Мы разворачиваемся с набором высоты и с пикирования выпускаем реактивные снаряды, ориентируясь по колеям, а потом скидывает бомбы со взрывателем замедленного действия (двадцать две секунды), чтобы самим не досталось. Еще один разворот — и видим оседающие шапки взрывов бомб. Опять заходим на цель, отрабатываем пушками и пулеметами, заодно фиксируя поражения.

Увлеченный стрельбой, я только после пролета над целью замечаю вспышки трассирующих пуль, которые летят сверху, и ухожу от них скольжением с креном двадцать градусов. Надо мной проносится пара «худых», как наши называют немецкие истребители, а свои — «маленькими». Эта версия «мессершмиттов» называется «БФ-109ф (Фриц)». Длина восемь с половиной метров, размах крыла — одиннадцать. Разгоняется до шестисот километров в час. Вооружен пулеметом калибра пятнадцать миллиметров и двумя семь девяносто две сотых.

Армен тоже замечает их, резко снижается до бреющего и уходит влево. Я следую его примеру, но ухожу вправо. Одному из нас должно повезти, потому что пара истребителей разделяться не будет, по уставу не положено, а сбитый самолет запишут на двоих. Немецкие летчики выбирают, как они думают, более слабую цель — ведомого.

Я не вижу их, но спиной чувствую, что догнали, что сейчас приблизятся до верного и расстреляют. Интуитивно бросая самолет вправо — и слева «искрят» трассера, а потом два немецких истребителя проскакивают мимо цели и уходят на разворот с набором высоты. Подворачиваю на восток, к линии фронта. Если собьют, лучше сесть на своей территории. Снег должен смягчить приземление.

Они делают второй заход, а я кидаю самолет влево. Часть пуль все-таки попадает по правому крылу, наделав в нем дырок. Это мне не нравится, поэтому во время третьего их захода остаюсь на курсе и резко сбрасываю скорость. Они, видимо, ожидали, что я уйду вбок, но не знали, какой, поэтому ведущий шел немного правее, а ведомый левее. Последнему я пристроился в хвост и снизу врезал ему сперва из пулеметов, а «зацепившись» трассерами, нажал на гашетку пушек. С короткой дистанции двадцатитрехмиллиметровки прошивают истребитель насквозь, что вдоль, что поперек, даже защитную шестимиллиметровую бронеплиту за топливным баком. «Фриц» начал стремительно «худеть» — обломки полетели во все стороны. Я продолжал жать на обе гашетки, благо цель двигалась, не маневрируя и теряя скорость. «Мессер» вдруг рванул, превратившись в оранжевый шар.

Я резко кинул самолет вправо, уходя от этого клубка огня и обломков. Какие-то, судя по перестуку, все-таки угадали по крыльям и фюзеляжу. Затем снизился на прежнюю высоту — метров десять над верхушками деревьев. Следующую атаку вражеского истребителя так и не дождался. Как догадываюсь, немец не захотел повторить судьбу напарника.

Садясь на аэродром, замечаю самолет командира эскадрильи на стоянке. Наш прилет порознь — добрая традиция для обоих. Остановившись, вылезаю на крыло, снимаю парашют, отдаю механику, а затем снимаю шлем, чтобы освежить мокрые от пота волосы.